До чего прекрасна была эта церковь в те дни, когда его мира не существовало. Как бы не любил маленький Рубен это место, насильно посещаемое им каждое воскресенье, его красота ошеломляла. Даже сейчас, когда прекрасные своды и колонны изуродовали ярость и безумие новой вселенной, церковь по-прежнему оставалась величественной и царственной. Даже сейчас, когда разломанные статуи и скамьи парили в пространстве по воле своего создателя, то и дело грозясь налететь на зависшего в воздухе мужчину. Рувик холодно усмехнулся, прикрыв глаза, и выбросил руку вперед. Прочь отсюда, Себастьян. Вниз, вниз, еще глубже, еще темнее. Он не хотел пока убивать детектива, нет, слишком рано. Пусть ему станет страшно так, как никогда не было, а горечь и отчаяние полностью заполнят его, разрывая сознание на мелкие кусочки. Сильнее, чем когда погибла его дочь. Злее, чем когда исчезла его жена. Приготовься к лоботомии рассудка. Сдохни, Себастьян. Не физически, нет. Материальное тело здесь мало что значит. Умри изнутри, похорони себя на пепелище собственного сознания. Добро пожаловать на кладбище семьи Викториано.
Он чувствовал, как тело детектива тяжело упало где-то на  последних страницах его мира. Теперь о Кастелланосе можно не беспокоиться - изувеченные сознания жертв Рувика и его Хранитель защитят своего хозяина, не подпустят вирус к сердцу этого мира. Опустив руку и позволив парящему в воздухе хламу с грохотом рухнуть на пол, Рувик шагнул вперед с люстры, с мягким шорохом приземляясь на пол. Оглядев захламленный зал церкви, он устало растер глаза и направился к передним рядам, стоящим у алтаря. О Себастьяне можно забыть на время, да. Но по его разуму продолжают шариться другие микробы, другая зараза. И одна, на его удачу, сейчас находится в церкви. Подойдя к рядам, Рувик опустился на уцелевшую скамейку, оперевшись на подлокотник и закидывая ногу на ногу, рассматривая лежащего на полу мужчину. Как он до сих пор выжил здесь, самому создателю не ясно. Но ему осталось недолго. Его сознание было слабым - не жесткое и отчаявшееся, как у Себастьяна, и не настолько мощно защищенное, как у Кидман. Но и не вымотанное и безвольное, как сознание психически больных, услужливо подсылаемых Хименезом. Тихое, незаурядное сознание обычного человека. Сдвинувшись в пространстве радиопомехой и оказавшись напротив все еще лежащего Джозефа, Рувик несильно толкнул его ногой в плечо, разворачивая лицом к себе и отмечая взглядом скатившуюся из носа струйку крови. Ему осталось совсем немного, и скоро Рувик поглотит его, как поступал до этого остальными. Это не особо повлияет на его силу, но даже небольшая прибавка сейчас не повредит. Все равно Джозеф либо умрет здесь, либо присоединиться к сотне поглощенных сознаний - этот мир ему не по зубам. До чего далеко зашел "Мёбиус", раскидываясь живыми людьми направо и налево.
- Всеми нами можно пожертвовать, так? Мы лишь пешки в вашей игре... - Рувик говорил громко, откинув голову назад и обращаясь к потолку, - Помнится, я мыслил так же. Но вы разделали меня, как свинью, которых я вскрывал в детстве, а сами по-прежнему живы, - он вновь посмотрел на распростертого на полу Джозефа, уже слабо шевелящегося и дергающего глазными яблоками под пока плотно сомкнутыми веками, - А знаете что? Я по-прежнему вскрываю свиней. Вот только верещат они не так громко.
Ногой оттолкнув от себя младшего детектива, Рувик встал, обходя его по кругу и оказываясь рядом напротив головы Джозефа. Присев рядом с ним на грязный пол, он быстро снял с детектива очки, поднимая их на свет. Стекла сильно уменьшали изображение, от чего голова начинала неприятно ныть.
- У тебя просто ужасное зрение, - вслух прокомментировал Рувик, аккуратно возвращая очки на нос Джозефа. Видя, что детектив пришел в себя, он схватил лежащий на полу осколок цветного витража и прижал к шее, прямо по линии когда-то выглаженного и белого воротника рубашки, - Начнешь дергаться - перережу тебе горло.
На самом деле, Рувик вовсе не собирался делать ничего подобного. Ему было интересно, как в такой ситуации поведет себя Джозеф. Себастьян бы уже выпустил в его изуродованную голову всю обойму, еще раз подтвердив статус "сначала делаю, потом думаю". Джозеф же производил впечатление куда более сдержанного и вдумчивого человека, чем его напарник. Эта игра обещала быть куда более веселой, чем та, в которую он играл с Кастелланосом.
- Бедняжка Джозеф, - голос Рувика звучал тише обычного, вкрадчивым шелестом расползаясь по полу церкви, - Все тебя бросили... Скажи, как ты думаешь, Себастьяну еще не надоело вытаскивать непутевого тебя из всех этих передряг? Ты мешаешь ему, Джозеф. Ты всем мешаешь, - осколок по-прежнему плотно прижимался к коже на шее, мелко царапая её.
- Тебе, должно быть, стыдно за то, что ты чуть не прикончил своего напарника. Но только не пытайся переложить вину на меня - по сути, я никого ни к чему не принуждаю. Ты сам бросился на него, вспомни. Ты накинулся на него со спины, когда он совсем не ожидал от тебя этого. Что ты тогда хотел сделать? Задушить его, оторвать ему голову, загрызть?
Лаура говорила ему, что бросать камни в больных и убогих - признавать себя таким же и презирать самого же себя за это. Что поделать, родная моя, я больной и убогий, и ненавижу и презираю себя за это. Он верил в лучшее в себе только тогда, когда сестра говорила ему об этом. А сейчас, когда она ушла... Нет. Лаура никуда не уходила. Призрак его сестры по-прежнему стоит за его плечом, с печалью вспоминая о солнечном поле подсолнухов и хрустальном летнем небе. Кстати...
- Пойдем со мной, Джозеф, у меня есть идея, - откинув осколок и вцепившись в воротник рубашки детектива, Рувик рывком поднялся на ноги, волоча за собой детектива. Будучи живым, он с трудом мог донести до стола три анатомических атласа, в своем мире он без труда тащил за собой совсем не легкого мужчину, - Ты, скорее всего, еще не успел познакомиться с моей сестрой. Знаешь, она очень добрая и ласковая. Думаю, она сможет понять тебя, и ты, наверно, очень хочешь с ней пообщаться?
Они уже шли по коридорам больницы, заваленного сломанными каталками и медицинской утварью. С потолка размеренно капала вода, со сводящим с ума стуком падая в растекшиеся по полу лужи протухшей крови. Рувик видел в конце коридора сваленные в кучу трупы с раздавленными головами, отмечал отпечатки когтистых рук на стенах, и, самое главное - слышал её. Тихое и хриплое дыхание, сквозняком проходящее под дверьми и сквозь стены, граничащее с диким, полным гнева криком. Разжав руки и позволил детективу упасть на пол, Рувик сделал еще шаг вперед, прежде чем громко крикнуть в пространство бесконечных больничных коридоров:
- Лаура! Сестренка, выходи! Я принес для тебя новую игрушку! - он обернулся к Джозефу, слабо улыбаясь ему под звуки разрываемой плоти вперемешку с громким женским криком, разрывающего пространство больницы в лоскуты, и распадаясь кровавым туманом, - Этот будет не такой строптивый, как предыдущий.