Разрывающиеся изнутри на части осколки активированной мной самой ядерной бомбы, отравляющие каждую частичку моего тела, пропитывая ее жестокостью и болью вперемешку, без разбора, на деле являющиеся не более чем скорбью, недосказанностью, и чертовыми чувствами, природу которых было довольно трудно понять лично мне, но как показывает практика - расчет и анализ в подобном крайне бесполезная вещь, однако бьет больно и бьет уже давно и я ничего не могу с этим сделать. Недостаточно хочу? Едва ли. Мне впервые действительно страшно. Мой мир накренился слишком резко, но тону я почему-то очень медленно, видимо судьба, в которую я никогда не верила, решила сыграть со мной злую шутку и подольше меня помучать. Что ж я вполне это заслужила, и я никому не жалуюсь, просто, как и сейчас, веду беседы сама с собой, мысленно, так делают все, я надеюсь, иначе мне нужно будет обратиться ко врачу, обладателю милой снисходительной улыбочки и пройти курсовое лечение в пятизвездочном отеле с прекрасным видом...в потолок.
Сколько прошло с того момента, когда я в последний раз чувствовала рядом его дыхание, тепло, страх, в принципе могла наблюдать за ним..живым ? Триста шестьдесят пять дней. Считаю дни с момента нашего последнего задания. Не знаю зачем, но так легче, забиваю свою голову очередной ненужной информацией, чтобы мозг намеренно не проецировал последние секундны перед его смертью и похороны. Прокручивая эти картины раз за разом, лишь сильнее вскрываешь себя изнутри, ощущая себя путешественником в джунглях какой-нибудь южной африки, который прорезает лианы, чтобы добраться до пункта назначения, я же, без шуток, беру в руки воспоминания и со всей силы бью ими себя и внутри, задевая сердце, и проводя по шрамам на теле, останавливаюсь у шеи, которую совсем недавно согревал своим теплым дыханием Клинтон Бартон.
Холод. Жестокость. Сжатые зубы.
Я очнулась в госпитале вокруг агентов ЩИТа, вырвала капельницу, в панике, а первое, что спросила, где Бартон? Они молчали. Все молчали и смотрели в пол. Чертовы уроды. Тогда-то ко мне и подошла Хилл и как бы снисходительно обняв за плечи, устремила взгляд на Фьюри, который направлялся ко мне, как обычно не спеша, будто бы все по плану, все как нужно. Я встала резко, смахнув с себя руку агента Хилл и ринулась к Нику, перерассчитав свои возможности, почувствовала боль в висках, на секунду закрыв глаза, собралась и задала самый важный вопрос:
- Клинт жив? - агенты резко обступили меня, а Фьюри, лишь один раз мотнул головой, будто бы обычное дело, терять таких агентов. Он начал говорить про обстоятельства и постоянно повторять мое полное имя, но я ничего не слышала. В моей голове беспрерывно пульсировало : его-больше-нет. Не смотрела ни на кого, отвернулась и хотела уйти, но путь решил преградить врач, которому самому в последствии понадобились медпомощь, ибо он был уложен на лопатки в ту же минуту.
А я ушла, просто взяла и ушла, отвернувшись спиной к своему начальнику. Все тогда поняли, что мне просто нужно прийти в себя. Хотя бы слегка. Смириться с этой мыслью, но на самом деле план у меня был другой, я не могла просто сесть и бездействовать. Залечив раны, сразу же отправилась на миссию, одна, теперь одна. До похорон было еще несколько дней. Я впервые убила 76 человек за день одна, мною двигала бесконечная злость и жажда причинить боль всем и каждому, потому что больно было мне, а я не привыкла это терпеть, не такую боль.
Я ненавижу всех вас.
Его-больше-нет.
Телефон разрывался от звонков тех, кого принято называть друзьями, вне работы, агенты, врачи, даже Роджерс умудрился позвонить, видимо, с помощью Старка. Последний и вовсе, решил, что он высоко квалифицированных психолог, но после первой же фразы, отхватил звонкую пощечину и больше ко мне не приближался.
Один день до похорон, мне показали тело, но не дали приблизиться, сказали, что Фьюри запретил приближаться к гробу мне ближе, чем на три метра, аргументируя это тем, что "нам нельзя потерять хорошего агента из-за нервного срыва", мне было все равно. Я не хотела ни весело шутить, ни слушать, ни разговаривать, ни притворяться, что все хорошо, под маской злости и холодности, скрывая сильную боль и слезы, которые так и норовили показаться в любой момент. Слезы - признак бессилия. Я не плачу. Не позволю другим думать, что меня это сломало, не покажу никому насколько в действительности мне больно. Все это ненужные чувства и эмоции в моей работе, все эти сантименты мешают, если тебе приходиться убивать плохих людей.
Я сломлена. Совершенно. И как бы глупо это не звучало, мой мир никогда не станет прежним.
Клинт это каркас, мой каркас, мой напарник, мой друг, мой любовник, часть моей жизни. Был.
Его-больше-нет.
Черная вуаль выгодно подчеркивает болезненную бледность Барбары Морс. Несмотря на всю злость, которую она держала на покойного, агент решила прийти и проститься с бывшим мертвым мужем.
Я улыбаюсь ей, вздергивая брови - Тебе повезло, что вы успели развестись. - довольно скептически замечаю я, продолжая - А то осталась бы Вдовой навсегда. Да и грустно осознавать, что ты больше никогда не сможешь устроить ему истерику из-за глупости, не так ли?
эта боль пожирает тебя, Наташа
Она хотела мне что-то ответить, но я уже ее не слушаю, отошла ото всех, мне комфортнее одной, сейчас, как и когда-то давно, когда я еще не работала в ЩИТе.
Я превращаю себя в большой ядовитый кактус. Со мной невозможно разговаривать, да и сама не знаю, хочу ли я, чтобы так было, понимаю, что не вернуть, и через некоторое время я успокоюсь, включу ироничную Наташу, буду так же шутить на миссиях и перекидываться саркастическими фразочками со Старком. Я знаю, что мне нужно время для восстановления, ведь это не первая смерть близкого мне человека, и, к сожалению, не последняя.
Меня вызывают к трибуне, с которой только что сошел Ник, произнеся длинный монолог. Я не готовилась к речи, не люблю эту церемонию, не вижу в ней смысла. Я даже оделась не подобающе. Ни черной вуали, ни черного платья. Черная майка, темные джинсы, куртка с логотипом организации, в которой я работаю. К черту все!
Встаю на трибуну, внимательно оглядывая еще не закрытый гроб. Что? Что за провод около уха?
Секунда сметения, но я просто забываю эту деталь, начиная свою речь. Говорю, что думаю, без шаблонов, упоминаю про то, что без агента Бартона ЩИТу будет туго, молчу про себя и свои эмоции.
Не больше трех минут медленно идущих друг за другом слов и я ухожу, в надежде, что подойду к телу ближе. Гроб закрывают, а я ничего не могу поделать. Это приказ.
Все медленно расходятся, а я остаюсь, опускаюсь на землю, которой только что засыпали Его гроб, тихо плачу, без слов, даю волю себе, иногда можно, никого нет. Ничего не говорю. Прикладываю руку к земле, извиняюсь, просто потому что хочется. Поднимаюсь и ухожу. На кладбище к нему я больше не приду.
Его-больше-нет.
Дома хорошо, дома не пахнет влажной землей и нет надоедливых агентов, старающихся притвориться самыми лучшими утешителями в мире.
Я прохожу по своей квартире в надежде, что он забрал все свои вещи, однако удача покинула меня, то и дело натыкаюсь на его часы, футболки, фотографии. Пусть лежат, так спокойнее. Как-нибудь потом я уберу их обязательно, обещаю себе. А пока, взяв в руку фотографию, недалеко он входа, она стояла в рамке на тумбочке, я переворачиваю ее лицом вниз. Этого больше не будет. Фотографий всего три. Две совместные. Все теперь лежат лицом вниз. Не могу смотреть на улыбку и на глаза, тошнит.
Первые три месяца выдались самыми сложными для меня. Меня кидало из стороны в сторону, возвращая в прошлое во сне, а потом обжигая дурацкой реальностью. Я работала одна, ибо никто не рисковал записаться ко мне в напарники. У меня есть только один напарник, вернее был, но это роли не играет. Я не работаю в команде.
Дома почти не появляюсь, не могу ни смотреть на его вещи, ни выкинуть их к чертям. Сил не хватает. Прихожу - ем - сплю - уезжаю. Так проходят мои дни. Все еще не выхожу на контакт с друзьями для их же блага, я та еще едкая дрянь сейчас, пусть лучше они не узнают этого.
Фьюри обрадовал, через несколько месяцев я отправлюсь на задание, шпионаж - внедрение - плен - все как нужно, мало убийств, много лжи - как я люблю.
Я уже почти не думаю о том, что его-больше-нет. Свыклась, но мне по прежнему хочется отомстить. Что? Я говорю об этом впервые? Точно. Не привыкла посвящать в свои планы. Я занимаюсь расследованием его смерти, если это вообще можно так назвать. Вся информация будто стерта, есть только то, что сказал мне Ник, только разные формулировки, а смысл один, все это будто бы намекает мне: "не лезь в это, Наташа", а я уперто продолжаю настаивать на своем. Нет, я буду в это лезть. Фьюри неодобрительно смотрит на меня, и спрашивает, справлюсь ли я с длительной миссией, на что получает, как обычно утвердительное "да". Я всегда справлялась, почти всегда. О втором можно забыть, потому как в этот раз я без напарника, он не спасет меня, не вытащит, не защитит. Совсем вылетело из головы, ах да, точно!
Его-больше-нет.
Почему я люблю шпионаж?
У тебя нет времени думать ни о чем другом. Только цель, только игра, только ложь. Никаких чувств и эмоций - все идеально для меня.
Арабские Эмираты. Красивые наряды и очень много секретов, от других стран. Я внедрюсь в организацию "a.m.g" они ведут незаконную деятельность по выработке ядерного оружия нового уровня, это запрещено, но я не агент фбр, мне нужны секреты разработок, не более, они нужны Фьюри, но сейчас - это моя цель.
Полтора месяца я держусь на плаву, а затем меня рассекречивают и берут в плен - всё идет по плану, искусанное актерское мастерство да и только. Я позволяю бить себя, и они называют это "пытками" боже мой, я думала в странах восточных будет что-то по оригинальнее, я терплю эту боль, я же человек, но не в первой, передо мной есть цель, не могу же расколоться сразу. Клинт никогда не любил мои такие миссии, не сказать, что был против, но не мог наблюдать, за моей расписной синевой на теле, после. Спустя две недели в плену, начинаю сливать им заранее подготовленную информацию - ложь, они находят в моих вещах несколько документов и флэшку, по их мнению я типичный американский агент, который хотел их рассекретить. Умно.
Стоит им подключить эту флэшку к любому, даже самому засекреченному устройству - информация о местоположении и информация с их носителей сольется на носители ЩИТа. У нас отличные техники в организации, единственные, кто не лжет.
До конца моей миссии несколько дней. Вся информация уже слилась и все что нужно мне, я уже получила. Пора ехать домой и залечивать раны, на моем теле хватает шрамов и я не стремлюсь получить еще. Агенты этой организации доставляют мне хлопот тем, что они хорошо стреляют, но за тем, что рядом со мной их всего трое, на них уходит не больше пяти минут. Теперь у меня есть оружие и не порванная одежда, они будут меня искать, а единственный способ слиться со всеми женщинами здесь - паранджа. Не ожидала, что мне пойдет. Если бы Клинтон был бы рядом... А впрочем, уже не важно.
Я выбираюсь, в свой тайник здесь, накидываю на себя одеяние, открывающее только глаза, и выхожу на улицу, как ни в чем ни бывало, сливаюсь с другими женщинами, удобно носить на себе оружие, под обычной одеждой его видно, а так только с помощью рентгена. К счастью, они не обладают такими технологиями. Машина. Там свой человек. Звонит Фьюри, передает координаты Джета, который ждет меня не далеко от города, спрашивает как мое состояние, нужен ли врач или срочная помощь, поздравляет с успешным окончанием миссии, на что я отвечаю ему стандартное спасибо и нет, а на последок, он очень странно заканчивает свой монолог, словами: "тебе не за что меня благодарить, скоро ты поймешь".
По сколько Фьюри мастер интриги, я не особо придираюсь к этим его словам, и более того, просто пропускаю их мимо ушей. Я хочу домой, хочу смыть с себя кровь и выспаться. Наверное, завтра я смогу убрать все его вещи, наконец-то.
Приезжаю домой, скинув с себя арабское одеяние просто ложусь спать, постельное белье пострадает от крови, но у меня просто нет сил на душ. Я засыпаю моментально.
< День. Обычное задание. Мы с Бартоном бежим вперед, как он останавливается и притянув меня к себе крепко целует, а я улыбаюсь во сне, на деле не понимая, что это сон о прошлом, отрываясь от моих губ, он смотрит мне в глаза, и произносит: "Наташа, ты разве не знаешь, что меня больше нет? ". Я открываю рот, но мне не хватает слов, воздуха, меня будто бы парализовало и я не могу ничего сказать. Когда этот ад закончится? Взрыв. Меня откидывает от напарника. Нет. Только не снова, неееет!. Задыхаюсь и закрываю глаза. >
На деле просыпаюсь и резко вскакиваю со своей кровати в холодным поту, прикладываю руки к лицу, смотрю на тумбу с перевёрнутой вниз фотографией. Восстанавливаю дыхание. Это просто сон. Взгляд на часы. Одиннадцать часов. Шторы я не раскрываю, в квартире все еще приятная для глаз темнота, чувствую противную липкость, и сдергиваю все постельное белье с кровати, кидая слегка окровавленные тряпки в угол. Стараюсь не думать о своем сне. Просто иду в душ. Наконец-то смою с себя все это. Вода успокаивает.
По ногам вниз стекает противная красноватая вода, оглядываю свое тело, все не так ужасно, кстати говоря, синяки почти прошли, раны затянулись, лишь кровят при соприкосновении с тканью. Оглядываю лицо в зеркало уже по выхожу из душа. Усталое. Слегка осунувшееся. Наношу макияж. Сушу голову. Значительно лучше. Сегодня пойду и встречусь с Хилл и Пеппер вне рабочей обстановки. Пойдем в ресторан. Я буду молчать и слушать. Я готова.
Одеваюсь, уже успокоившись, в голове крутятся какие-то непонятные мысли. Главное, что не о Нем.
Кофеварка оповещает о том, что мой кофе готов, и я быстрее забираю этот горячий и терпкий напиток, быстрее заливая его в себя, обжигающе согревает, я смотрю на запылившийся телевизор, думаю, что пора бы убраться, медленно подхожу к рабочему столу на котором разбросана разная информация, касающаяся его смерти, беру мусорное ведро и скидываю все это в него.
Его-больше-нет и я никак не смогу этого изменить. Пора жить дальше. Точно пора.
Тянусь к пульту от телевизора, чтобы включить какой-нибудь новостной канал для фона, но в нем закончился заряд и он перестал работать. Чертовы батарейки. Двадцать первый век, а мой пульт не работает, потому что заряд в батарейках закончился, я ухмыляюсь этой ситуации и подхожу к тумбочке около входной двери, опять натыкаясь на фотографию где стоим мы с ним и так счастливо улыбаемся. По-моему это было его день рождение. Я беру фотографию в руку, отложив пульт, и вблизи рассматриваю ее. Никого раньше не замечала, что на заднем фоне стоят. Фьюри и Хилл, неудачно попавшие в кадр. Ставлю рамку на место, забыв ее перевернуть лицом вниз, потому то слышу стук в дверь. Тихий, затем громче.
Я никого не ждала, именно поэтому в моих руках тут же оказался пистолет, ранее покоившийся на втором дне тумбочки. Я спокойно подхожу к двери, распахивая ее перед собой, выставляю пистолет перед собой.
...
У меня нет никаких слов. В горле будто бы встал ком, а глаза налились слезами, зубы сжаты, и я все еще направляю на этого человека оружие.
Передо мной стоял Клинт Бартон. Живой, целый и невредимый, будто бы ничего и не было. Либо я схожу с ума, либо...НЕНАВИЖУ.
По моим щекам катятся слезы, а костяшки на руках белеют от того с какой силой я сжимаю пистолет.
Я смахиваю слезы плечом, вытирая щеки, понимая, что для никого не секрет, что можно сделать лицо человека с помощью технологий, которые доступны ЩИТу, я сама не редко этим пользовалась.
Но если этот человек постучал, то это либо какая-то злая и не смешная шутка, либо способ меня убить, подавив бдительность. Есть такие вещи, которые знает только Клинтон, и мне все равно, если этот человек не ответит на мой вопрос быстро, я собственноручно его застрелю. Мне все равно. Я ничего не потеряю.
- Напротив моего окна, висит лента. Какого она цвета? - я спустила с предохранителя, я готова выстрелить через 10..9...8..
Он отвечает.
А у меня из рук выпадает пистолет.
Его-больше-нет?
- Лжец. - только и хватает сил, чтобы сказать это ему, я не смотрю ему в глаза. Да, черт побери, он жив, живее меня сейчас, здоровее. Сердце кольнуло, и резко заболели все синяки и раны.
- Похороны организовали очень хорошо, все агенты правдоподобно сыграли.. Прошу прощения, солгали. Лживые слезливые твари. - та же едкая ухмылка, - Поздравляю, Бартон. Добро пожаловать в жизнь после смерти. - меня всю трясло изнутри, мне хотелось ударить его со всей силы, за всю боль, ненужную, которую я пережила.
С кем поведешься от того и наберешься. А я бы сыграла свою смерть?
Тем не менее.
Не смотрю на него, отошла от двери, пнула пистолет к стене, опустилась там же. Поджала коленки, пилю взглядом одну и ту же точку на полу.
Чувствую как рана на коленке опять начала кровать. Мне все равно. Мой мозг разрывается из-за мыслей, а сердце рвется на миллионы частиц, сжимаюсь сильнее, как забитая кошка, которой страшно, резко перевожу взгляд на него, полный непонимания и злости. Которое тут же сменилось слезами и закрытыми глазами. Я просто отказываюсь понимать то, что произошло.
Наташа! Проснись! Бартон мертв, ты же была на его похоронах.