Конфета ускользнула.
Во рту у Дезмонда в любом случае слишком сухо, и конфета не поспособствует улучшению ситуации, только заставит ещё сильнее захотеть пить, но раз предложили... Хотя как предложили, так и забрали. Делсин рассказывает что-то воодушевлённо, даже слишком, отвлекаясь то на одно, то на другое, дергает рукой и не даёт схватить то, что сам же припас для друга. Майлз хмурится и пытается разглядеть, что написано на фантике. Протягивает руку и хватает.
Снова промах.
Леденец с фруктовым вкусом. Какие именно фрукты косвенно участвовали в создании Дезмонд увидеть не может даже напрягая своё десятое чувство - сквозь чужие пальцы его смотреть не учили. Все вокруг о чем-то переговариваются, но эпицентр находится рядом. Ассасин мало что понимает во всем этом, но ему определённо нравится. В последнее время он только и делал, что занимался теориями заговора и следованием за белыми кроликами, поэтому даже торчание в очереди ему кажется манной небесной. Так много людей, и все реальные.
Конфета ускользнула в третий раз, теперь навсегда. Челюсти Делсина схлопнулись, и Дезмонд сделал несчастное лицо, но сразу же смирился с потерей. Он что-то сказал следом, но Майлз не отреагировал, подумав, что это продолжение истории, следить за которой он уже перестал.
– А если сегодня будет еще тату-конвенция, заглянем на огонёк, обновим рисунки.
Майлз сперва весело хохотнул, а потом в действительности услышал фразу. Посмеялся скорее по инерции, когда слушаешь чей-то явно затянувшийся рассказ и время от времени вставляешь не то смешок, не то короткую реплику, показывая, что тебя всё ещё заботит предмет разговора. Предмет разговора Дезмонда заботил, если бы он не потерял его чуть ли не с самого начала. Хотя, если быть до конца честным, он попросту был не в теме всего того, что на него взвалили.
- Надо и с другой стороны что-то набить. Для симметрии.
Очередь наконец начала двигаться.

Что-то подсказывало Дезмонду, что он потерялся. Этим чем-то было отсутствие рядом Делсина. Уже несколько минут ассасин стоял посреди какого-то из многочисленных залов и упрямо озирался по сторонам. Кажется, Роу двинулся куда-то налево.. или направо. Нет, этот момент Майлз явно упустил, когда добрые двадцать минут пялился на инсталляцию из использованных салфеток, названную "Крушением Империи на кровавом восходе". Большую часть времени он потратил на поиск этого самого кровавого восхода, потому как внутренний гений отмечал, что где-то там должен быть красный цвет. Люди вокруг него менялись, но никто так и не помог ему найти кровавый восход на белом полотне салфеток. Как бы то ни было, подняв глаза, Дезмонд не смог найти и друга.
Шестое чувство отправило его в левую сторону. Прежде чем поднимать панику он решил пройтись по секторам и поискать Делсина глазами. Вглядываться в инсталляции и картины он уже не стал, заменив предметы искусства на людей. Набирать номер приятеля не пришлось: то ли чутьё, то ли ещё что само привело Майлза к точке назначения. Делсина можно было вычислять по красной шапке, которая, кажется, срослась с ним так же, как с ассасином капюшон. Усмехнувшись от сравнения, он незаметно подошёл со спины и ткнул пальцем куда-то в район правой почки. А потом глянул на согнувшуюся в адских муках телефонную будку, заколотую киркой, и выдал многозначительное "воу".
- А это как называется? Счастье над золотыми водами Амазонки? Или.. Зима в эээ.. Коннектикуте. - Дёргая бровью, он засунул руки в карманы и задумчиво оглядел инсталляцию, - я в белых салфетках полчаса рассвет искал, а он вон где. Современное искусство.
Не то чтобы Дезмонд был далёк от всего этого, он наверное просто немного устал. Хождение по залам напомнило ему путешествия по пространству анимуса - как раз то самое, от чего он сюда и сбежал. Впрочем, ни в Италии эпохи Возрождения, ни в период колонизации Америки, и уж тем более раньше, он подобного не видел. И это на долю секунды натолкнуло на мысль прокрутить анимус не так далеко, как оно обычно происходит, а немного ближе. Интересно, а что если погулять в своём собственном прошлом? Кто бы мог подумать, что вид умерщвлённой телефонной будки натолкнёт на подобные размышления.

На улице людей не меньше, но почему-то становится спокойней. Дезмонд лениво потягивается и переступает с ноги на ногу. Возникает то самое чувство, когда чего-то хочется, но чего именно - понять не можешь.
- Слушай, я так затрахался на работе, - в этом есть доля правды. В той половине, в которой нет слова "работа". Но иначе каждодневные торчания в анимусе и не назовёшь. С некоторых пор у Майлза есть работа, которая не начинается в баре и не заканчивается там же. Хотя порой и хочется вернуться к прежней. - Может, поторчим где-нибудь, где есть выпивка? Не могу понять, как я целый год жил без этого.
Впрочем, эффект просачивания будет покруче любого прихода, так что жаловаться было не на что. Сейчас он надеялся, что Делсин не откажет ему в этой маленькой просьбе. А если откажет, то Дезмонд начнет смотреть на него сперва с укором, потом с угрозой, а потом умоляюще. Заранее вооружившись укоряющим взглядом, перевёл глаза на товарища.

Если бы не присутствие в крови алкоголя, Дезмонд уже давно провалился бы в сон. Спокойный и безмятежный, на этом диване, который мягко облепил его со всех сторон. Но готовность совершать великие дела стояла выше желания уснуть прямо здесь и сейчас, в этом тёмном, усеянном дрыгающимися телами месте. Сначала он хотел присоединиться и вытрясти из себя всю усталость, скопившуюся за это время, но диван не отпустил его. Пусть выпили и совсем немного, а уже наступило то чувство, когда хочется лечь и лежать. Не слышать громкой музыки и голосов, двигать только глазами.
Подумать только: лишь один маленький намёк на приключения - и Дезмонд уже бросает свой уголок счастья и следует куда-то через все эти тела, облепляющие его не хуже дивана. Только и успевает держать в поле зрения красное пятно, чтобы не слиться с этим буйством энергии. Недолго думая, он хватается за маячившую впереди жилетку и сминает твёрдую ткань в ладони, чтобы уже наверняка не потерять. О таком чуде техники, как телефон, в этой глуши не слышали. Все слишком заняты друг другом.
– Я купил какую-то дрянь. И я хочу ее сожрать.
Он догадывался, что в этом чёрно-белом месте должны быть цветовые всплески. И вот они, лежат в уютном пакетике, а нет, уже не в пакетике. Дезмонд сперва хмурится на эти таблетки счастья, а потом решает уточнить, что именно Делсин приобрёл. Прежде чем кидаться в омут с головой, нужно хотя бы узнать имя этого омута. Ради приличия.
- Стой, ты что де.. Не.. Эй! Ты..! - От неожиданности он аж рот открыл. Всё-таки, по всей видимости, он был ещё не настолько пьян, чтобы жрать всякую дрянь без гравировок. А Делсину было всё равно. И Майлзу стало всё равно после того как ему буквально прямо в рот прилетела таблетка. Аккуратно и заботливо, будто от мамы, кормящей свое чадо безвкусной массой, но полезной, как уверяют рекламные таблоиды. Пытаться распознать содержание по вкусу Дезмонд не стал, да и не смог бы. Конечно, было дело, он баловался подобными вещами, но различать по вкусу виды колёс он ещё не научился. И, честно говоря, не стремился к этому знанию.
В туалет, за короткое время уже ставший чуть ли не их личным пространством, вторгся кто-то чужой, и Дезмонд не преминул кинуть в него уничтожающий взгляд. За пятнадцать минут до эйфории он чувствует далеко не душевный подъём. И тем не менее, всё внутри готово пуститься во все тяжкие. Рука толкает дверь, и по глазам бьют светодиоды. Крушение Империи должно происходить только во время кровавого рассвета.

Одинокий парень сидит на том же диване, в котором несколько минут назад тонул Майлз. В той же кондиции: немного выпил, но ещё не успел вкусить все радости бурлящей в этом месте жизни. Вот к нему подсаживается кто-то ещё, что-то говорит на ухо. Они оба кажутся такими подозрительными, что Дезмонд перестаёт на них смотреть, разворачивается к своей толпе и бездумно хватает какое-то тело. Джинсовая ткань знакомо ложится в руки, и ассасин расслабленно улыбается, уютно укладывая голову на плече друга. Весь мир постепенно сужается до одного человека, всех остальных здесь будто бы и нет. Лишь тот подозрительный тип на диване всё ещё не выходит из головы, и Дезмонд по секрету говорит Делсину на ухо:
- Мне нечем обороняться. - Он будто раскрывает свою величайшую слабость, исповедуется и жалуется одновременно. - Я сейчас пойду и найду оружие. Хочешь?
Ответ не нужен, он знает, что делать. Отходит к стенке, внимательно оглядывает каждого присутствующего. Кажется, все они начинают подсвечивать разными цветами. Как коршун с вершины башни методично выбирает себе жертву, никого не обделяя своим взглядом. Один будто бы не выдерживает этого и скрывается в каком-то коридоре. Дезмонд воспринимает это, как сигнал к действию, и идёт следом. На несколько мгновений он перестаёт быть собой. Шаги сливаются с полом, тень - со стенами, а разум проникает в каждого встреченного по пути человека и остаётся в его голове до востребования. Сейчас ему не нужно собственное "я", его вниманием обладает лишь очертание пистолета в заднем кармане. Кто учил его носить пистолет подобным образом?
Дезмонд помнит эти уроки очень хорошо. Незаметно сблизиться с жертвой, проследить за её взглядом, выбрать удобный момент и - вот он, Кольт Дефендер, уже отправляется Дезмонду за пояс брюк, а сам он расплывается в улыбке, наблюдая за удаляющейся фигурой в черном и теребя в руках довесок, который удалось вытянуть вместе с пушкой. Белый порошок, с которым он может разобраться позже. Сейчас нужно вернуться к Делсину.. нет, сперва завернуть к барной стойке и купить воды, попутно победным взглядом одарив всё ещё сидящего на том же диване подозрительного типчика. Теперь-то он точно не застанет Дезмонда врасплох, пусть это уже совсем не тот человек и совсем другой диван.
В этом месте становится слишком жарко. Проходя мимо Роу, ассасин улыбается ему.
Лестница будто ведёт прямо в небо. Сверху задувает прохладный воздух, и Дезмонд со скоростью звука оказывается на улице, быстро отхватывая необходимую долю кислорода и отдавая другу бутылку с водой. Он помнит, что вода играет ключевую роль во всём этом, но не может сказать, чем именно она важна кроме того, что её слишком приятно пить. Чем дольше времени проходит, тем уже становится его, Дезмонда, мир, в котором обычный фонарь разрезает темноту солнечным светом, а на небе видна каждая звезда каждой из ста миллиардов галактик.
Этот огромный мир так мал.

Первой мыслью было - "мама обрадуется". Второй - "а вот папа нет". Дезмонд осознавал всё так чётко, будто бы не запивал колёса алкоголем. Или наоборот. Он пустил в свой крошечный мир лишь одного человека, и сейчас казалось, что так должно быть всегда.
Кольца? Да. Фата? Отлично. Букет? Зачем букет? На секунду из головы вылетает абсолютно всё, потому что мимо проносится пустой целлофановый пакет, подгоняемый ветром, и внимание Дезмонда моментально переключается на него. Провожает его взглядом и разворачивается, понимая, что потерял Делсина. Секунду озирается по сторонам, дергается, и срывается с места, заметив вдалеке знакомую спину.
Он будто летит. Эти таблетки сделали его ещё реактивней, чем он есть на самом деле, и ему кажется, что он теперь может перемещаться быстрее света. Догоняет Делсина в секунду и торжественно и немного ошалело сообщает:
- Я - молния.
Если подпрыгнуть, сможешь взлететь.

Женщина-консультант в свадебном салоне сразу смекнула, что парни либо прикалываются, либо обдолбались. И даже не по истерическому хохоту Дезмонда, усевшегося на кушетку и наблюдающего за тем, как его будущая невеста примеряет фату. Женщина и сама, казалось, улыбается, сдерживая смех, и от этого Майлзу становилось ещё смешнее. Он верил, что Делсин не станет обижаться на его поведение. А если обидится, то ненадолго. Они же, всё-таки, женятся. В такой день нет места печали.
Постепенно до него начинает доходить, что уже вечер, а вечером всё начинает закрываться. Если они не успеют расписаться сегодня, то завтра уже не смогут. Почему? Потому что. Потому что тот страшилище из клуба наверняка следит за ними из какой-нибудь грязной подворотни. Наверняка он причастен к тому, что так скоро начало темнеть. Тамплиеры. И тут нашли его. Но ничего, Дезмонд, хоть и без своего верного оружия, но с новым другом. С двумя новыми друзьями. Ассасин хмурится на каждый тёмный угол, а каждому светлому улыбается.

Всем не двигаться и никому ни с места! Нет, не подходит. Не двигаться и лечь на пол! Снова не то. Руки вверх!
- Здравствуйте. Мы хотели бы расписаться. - Дезмонд даже не допускает мысли, что им могут отказать. Это, мать его, Калифорния. Здесь можно быть теми, кем они не являются, но, должно быть, сейчас выглядят. Они проделали такой путь от салона до Сити-холла, с потом и кровью прорвались через охрану, упорно отправлявшую их прийти завтра, чуть не потерялись в лабиринте коридоров, так что пусть только попробуют отказать.
Мозг не сразу воспринимает информацию. За чем-то и к кому-то надо идти, чтобы получить что-то, после чего подождать какое-то время и что? Мудаки. Как в замедленной съёмке выражение лица Дезмонда меняется с умоляющего на угрожающее, он сжимает в ладони пистолет и направляет дуло на работницу этой злосчастной конторы. Ему вдруг кажется, что они с тем типчиком заодно.
- Миссис. Сделайте, как просят. Пожалуйста.
Он говорит так тихо, что шипение отталкивается от каждой стенки этого небольшого помещения. Оторопевшая женщина кивает, подрагивая, и начинает судорожно перебирать бумаги на своём столе. Где-то там должна быть тревожная кнопка, но Дезмонд следит за каждым микродвижением этой дамочки, хотя, казалось бы, просто смотрит ей в глаза. А она либо напрочь забыла про охрану, либо надеется, что на камерах будет видно, что что-то не то. Может быть, на камерах и видно.  Может быть, в помещение сейчас ввалится спецназ. Дезмонду всё равно. Если пьяному море по колено, то обдолбанному - по щиколотку.
Почему-то как только начинаются угрозы, сразу находятся и нужные документы, и время, и уйма желания. Женщина примирительно улыбается и просит заполнить анкету. Только самые первые пункты, говорит она, остальные не нужны. Дезмонд смотрит на неё почти ласково, но пистолет не опускает, даже принимаясь за вписывание своих данных на бумажку. Сегодня она их нотариус, их священник и их свидетель в одном лице. Потому что перед дулом пистолета все равны.
Он путается и переспрашивает, на ту ли руку надевает кольцо, пусть перед этим чересчур уверенно произносил клятву верности или чего-то там. Пистолет на побелевшую женщину уже не направляет, но держит её в поле зрения, мало ли что. Когда начинает казаться, что это всё какой-то сон, миссис священник велит целовать невесту, и Дезмонд будто просыпается. Облизывает пересохшие губы и склоняется к лицу Делсина, на секунду останавливаясь в миллиметре и обхватывая свободной от оружия ладонью его затылок. Дежа вю. Отогнав мысль, что совершенно не помнит, когда такое уже было, прижимается поцелуем к чужим губам. Раз уж всё так серьёзно, то и в этом деле нельзя подкачать. На всякий случай Дезмонд приподнимает руку с пистолетом, а потом уже прыгает в омут с головой. Уже после он вспоминает, что это не первый раз. Тогда всё произошло быстро и выглядело скорее как проявление крайней стадии опьянения, которое он и запомнить-то толком не успел. Этот поцелуй хотелось помнить даже если после выветривания наркотика его захочется забыть.
То, что происходит дальше, не совсем укладывается в одухотворённой голове Майлза. Сначала ему выдают красочную бумажку, которую он тут же складывает пополам и запихивает в задний карман, потом что-то говорят про почту и сертификат, на который ему откровенно наплевать, даже если он и чрезвычайно важен, а дальше он вдруг вспоминает, что невесту, которая уже жена, нужно выносить из зала бракосочетания на руках. Диковато и весело глянув на Делсина, Дезмонд, недолго думая, хватает его поперёк туловища и ловко закидывает себе на плечо, придерживая за бедра. Словно что-то вспомнив, роется в карманах и оставляет на столе бедной испуганной женщины смятые купюры (ведь за данную процедуру тоже положено что-то платить), сдачу просит оставить себе, в качестве извинения за своё непотребное поведение.
- Вперёд, в свадебное путешествие! - Салютует дамочке и чуть ли не вприпрыжку вылетает из помещения, по пути решая, что бракосочетание должно окончиться достойно. А посему сворачивает не в сторону выхода, а к тупику.
От выхода через окно первого этажа всё равно ещё никто не умер.

Дезмонд хохочет над собственным творчеством. Но оно чем-то напоминает ему скособоченные скульптуры из карандашей, салфеток, алюминиевых банок и прочие произведения искусства с конвенции, и это вселяет в него частичку гордости. Мол, вот он, человек, в буквальном смысле застрявший в прошлом, всё же может встать в один ряд с настоящим. Время от времени он пересчитывает баллончики с краской, а когда какой-то из них заканчивается, требует сохранить для последующего использования в целях создания потрясающей инсталляции. Кажется, он говорит это после кончины каждого аэрозоля. Майлзу нравится его новая работа. Он восторженно смотрит на движения чужих рук, придерживая трафарет. Они кажутся отточенными даже в своей небрежности. Тот случай, когда не можешь сказать, что тебя заворожило больше: результат или процесс.

Никто уже не вспомнит, почему из всех вариантов был выбран именно этот рейс. Никто даже не вспомнит, куда этот рейс отправлялся. Веселый и бодрый, несмотря на ночное время, водитель, внешне больше похожий на шар для боулинга, чем на человека, чересчур активно продал билеты, будто его рейс пользуется настолько низкой популярностью, что каждая выручка на вес золота. Он забыл пункт назначения сразу же после того, как уселся на одно из самых дальних сидений. Автобус никого больше не ждал. Прямо как в фильме, подумал Дезмонд. Герои садятся в автобус, и он отправляется, как будто никого кроме них не должно было здесь быть. И круглолицый водитель сообщает об отбытии только для того, чтобы в самом конце салона его хорошо слышали. И будто по волшебству все вокруг засыпают.
Скорость неприлично мала, но Дезмонд компенсирует невозможность сорваться с места и бежать созерцанием мелькающих пейзажей за окном. Ему кажется, что они парят над землёй. Он не чувствует покачивания и изменения скорости, заворожённо смотрит через стекло. Иногда он даже оказывается по ту сторону, подлетает вместе с колыхающимися на ветру ветвями и медленно отпружинивает обратно. Кажется, можно различить каждую прожилку на листьях, каждую каплю дождевой воды, стекающую по стволу дерева. Дезмонд щурится, всматриваясь в небо. Когда успел пойти дождь?
Кто-то рядом перешёптывается на грани сорока децибел. Так шепчут, когда хотят, чтобы собеседник думал, что разговор конфиденциален, но объект обсуждения непременно всё слышит. Майлз косит глаза в сторону ближайших сидений, когда вдруг в ноздри резко врывается запах краски. Наверняка он и сам сейчас пахнет так же, но своего запаха не чувствует. Не чувствует и прикосновения, лишь насыщенный кисловатый запах, который срывает все опоры. Переставая контролировать свои конечности, Дезмонд хватается за протянутую к лицу ладонь и прислоняется к ней носом, как если бы это было единственным, что сейчас действительно важно. Как будто не хочет, чтобы этот запах доставался кому-то кроме него.

В номере мало мебели, но звук от шагов очень глухой, будто каждый миллиметр помещения чем-то заполнен. Администратор сказал, что свободных номеров много, но Майлзу думалось, что за ту сумму, что они выложили, можно было найти и что-нибудь поприличней. Хотя, мужик наверняка смекнул, что в том состоянии, в котором находились полуночные гости, о цене никто думать не будет, и вполне мог запросить вдвое большую сумму. В процессе хождения кругами Дезмонд успел пару раз споткнуться о шершавый ковёр, сбить рукой неудачно поставленную вазу (которую после третьего раза переставил в более недосягаемое место), ощутить внезапный прилив сил  и подустать. Как бы он ни пытался напрячь мозги, вспомнить, где находится, так и не смог. Он прекрасно помнил какие-то общие вещи, такие как решение найти отель и отдохнуть или долгую поездку на автобусе, но какие-то мелкие детали напрочь вылетели из памяти. Оставалась понадеяться на то, что хоть кто-нибудь в этом месте сможет объяснить, что это за место. Но не сейчас. Сейчас, когда Делсин (наконец-то) вышел и сообщил, что тут даже нет горячей воды, Майлза отпустило всякое желание что-либо делать. Он срастался с креслом.
- Хреново.
Не уточняя, что именно из всего сказанного Делсином хреново, он резко вскочил с места и скрылся в ванной. Перепады температур - не то, что им сейчас пойдёт на пользу. Как бы то ни было, нужно было принять душ. Зачем? Не важно. Когда мозг даёт четкую установку, спор с ним кажется очень неуважительным.

Прошло несколько минут, прежде чем до него дошло: это наркота. Он надевал джинсы в тот момент, когда оставленная на тумбочке худи медленно съехала вниз, а из кармана выпало это. Небольшой пакетик с белым порошком. Когда пошла третья минута созерцания прозрачного пакетика на фоне голубой плитки Дезмонд решил, что это вряд ли сахарная пудра или стиральный порошок. Он сглотнул, подхватил с пола оставшуюся одежду и неожиданную находку, вылетел в комнату, по пути закапав всё водой.
- Я нашел кокаин! Или не кокаин.
Честно говоря, он не очень-то и хорошо разбирался в наркотиках, поэтому единственным белым порошком, который (теперь он это вспомнил) был выужен из кармана дилера вместе с пистолетом, мог быть только кокаин. Собирать экстренный консилиум, на повестке дня которого будет решение судьбы белого пакетика, Дезмонд не стал. Он решил пойти по пути наименьшего сопротивления. Наркотик можно было либо продать, либо выкинуть, либо употребить. Как известно, и без того не совсем трезвые мозги на слишком сложную деятельность не рассчитаны, поэтому последний вариант оказался наиболее приемлемым. К тому же, почему бы не продлить эйфорию?
Вот и кредитка пригодилась. Снова. И та наличка, которую он щедро высыпал на стол барышни в Сити-холле, тоже сыграла бы в этом свою роль, если бы не. Спрашивать разрешения Дезмонд не стал, он просто по очереди проверил все карманы Делсина и, о чудо, в одном из задних оказалась пятидолларовая бумажка. Просияв, как начищенный чайник, Майлз ловко скрутил купюру в трубочку, как будто занимался этим всю свою жизнь на профессиональном уровне, и наклонился над столом, готовясь отправиться в страну чудес.

Он летал для того, чтобы нырнуть в воду. В ледяное спокойствие, граничащее с бурными всплесками волн. Он видит их, но не чувствует. Он стоит на самом дне, зарывшись ступнями в рыхлый песок, а мощные волны бушуют наверху. Волны пропускают по его телу подводные толчки. Один маленький шаг вперёд - и становится трудно дышать. Подводный мир пахнет краской.
Дезмонд вытягивает руку вперёд и погружает пальцы в освежающе-прохладные влажные волосы. Волны подталкивают его ещё раз. Он начинает медленно всплывать на поверхность, к бушующей эйфории. Кончик носа соприкасается с кожей, и Дезмонд делает глубокий вдох, прижимаясь к чужой шее ещё плотнее. Кажется, если он вдохнёт ещё глубже, и сам пропитается насквозь этим запахом краски, который не оставляет его в покое.
Его сносит очередная волна, приходится упереться свободной рукой в стену, чтобы не упасть. Срочно нужен глоток воздуха. Нужно грести быстрее. Он ведёт носом вверх по шее, останавливается, едва касаясь губами уха, и делает ещё шаг вперёд, разворачивая средоточие божественного запаха к себе лицом. Улыбается и прислоняется к его лбу своим, убирая ладонь с затылка и ведя ею вниз по плечу. С каждой секундой волны настигают его с большей силой. У поверхности вода становится совсем тёплой. Когда пальцы вместе с водой зачерпывают воздух, Дезмонд понимает, что остался последний рывок. Это был всего лишь один долгий взгляд в глаза.
Прижимаясь к чужим губам своими, он выныривает на поверхность.
мда

На поверхности слишком тесно для двоих. Холодный воздух бьёт по лицу, словно пытается помочь снова ощутить реальность, но тело всё ещё в воде, всё ещё горит. Жар поднимается по ногам, медленно скребётся, ноет, тянет вниз, в эту привычную темноту. К рыхлому песку, рассечённому отпечатками волн. Ногам нужно чувствовать землю. Найти опору, потерянную на пути к свободе.
Делсин возвращает ему воздух своей улыбкой. Теперь у него есть силы противостоять напору воды, но нет желания плыть против течения, которое тянет назад и опрокидывает на мягкие простыни, ставшие его берегом. Волны накрывают его с головой, со слипшихся прядей чужих волос капает вода и стекает по коже. Дезмонд чувствует след, который остаётся от них. Это капли дождя слетают золотистой листвы в глазах напротив.
В голове шумят слова, которых Дезмонд давно не слышал, он не может вспомнить, почему этот странный трескающийся и рвущийся по швам язык ему знаком. Он всё понимает, глупо улыбается и отвечает. Старая женщина, чьё лицо испещрено морщинами, гнусавым голосом говорит о судьбе и предназначении, и Дезмонд по памяти повторяет её слова. Он помнит, как их произносило не его отражение в зеркале. Взрослый мужчина с детским взглядом.
Порыв ветра поддевает снизу и положение фигур на их шахматной доске меняется. Теперь Дезмонд смотрит сверху вниз, прислоняясь влажными губами к щеке Делсина и не сводя взгляда с его глаз. Это единственное, что сейчас связывает с реальностью. Внутри головы очень холодно, в ногах же безумно горячо. Пальцы, мягкие, как вата, сжимают бёдра и поддевают липнущую к телу рубашку, проскальзывают под неё и медленно движутся вверх. Осторожно, будто погружаясь в неизвестность, оставляют за собой невидимые для глаза следы, но Дезмонд очень остро ощущает их присутствие на чужом теле. Рубашка летит по воздуху, медленно и плавно, подхватываемая потоками и скользящая по волнам, словно невесомая дымка. На секунду Майлз чувствует прилив гордости за то, что освободил их обоих от взаимных оков. Опускает голову, лишь на секунду прижимаясь к чужому телу своим, и тут же дёргается обратно, парализованный растекающейся по коже лавой. Вуаль, через которую он смотрит на лицо Делсина, подрагивает по краям, посылая круговые волны к центру. Ему становится слишком горячо, слишком много мыслей в голове, слишком много предметов вокруг, когда нужно только дышать. Он пытается ловить потоки воздуха, но дыхание сбивается. Мягкость и лёгкость вороха перьев заменилась твёрдостью горных пород. Негнущиеся пальцы чертят линии по бокам, зубы гулко стукаются друг о друга, кровать неприятно поскрипывает, когда Дезмонд, сходя с ума от навалившегося урагана звуков, рывком переворачивает Делсина к себе спиной. Плечи покрываются пылью шепотков из прошлого, слишком тяжелых для того, чтобы воспарить в воздух, слишком лёгких для стремительного падения вниз. Они застывают где-то на лопатках, и Майлз медленно стряхивает их ладонью, хмурясь на собственные движения. Ему кажется, что во рту скопился ледяной воздух, на самом же деле он обдаёт жаром изгиб чужой спины. Он приподнимается, но гравитация тут же тянет обратно. Мокрый поцелуй остаётся на пояснице, следует за большим пальцем, прочерчивающим сплошную линию вдоль позвоночника вверх. Пересчитывает позвонки, каждый раз сбиваясь на третьем и начиная отсчет с начала. Беззвучно смеётся, зарываясь пальцами в волосы и шумно забирая запах дождевой воды с шеи. Топот чужих ног резко обрывается где-то сверху, за окном затихают сверчки, на стене замирает мелкий жучок. Дезмонд слышит собственное дыхание так, будто дышит самому себе в ухо. Время тянется так медленно, будто он снова опустился под воду. Будто снова ищет в темноте намёк на утреннее солнце, ловит просачивающуюся сквозь пальцы воду. Капля пота стекает вниз по спине Делсина, и Майлз чувствует её холодное прикосновение позади себя. Он слышит её. Он видит, как она впитывается в кожу. Хочет поймать её пальцами, но не успевает превратить мысль в действие. В абсолютной тишине слышно скольжение ладони по предплечью, по запястью, по кисти.. Звонкий стук металлических колец разрывает пространство вдребезги, Дезмонд цепляется губами за кожу на шее и на секунду сжимает чужую ладонь. Он думает о вечном. В его голове сталкиваются планеты, разрываются звёзды и сквозь пространство и время медленно тянется мерцающее сияние, которое он мог бы назвать северным, если бы не вознёсся разумом выше планеты Земля. На мгновение он теряет физическую форму, слепнет перед яркостью солнца чужой галактики и стремительно падает вниз, догорая в слоях атмосферы. Это чувство ему знакомо. Чувство слепой веры, оглушительный свист в ушах и мчащийся навстречу ветер. Он живёт со всем этим, сейчас увеличенным во сто крат.
Водная гладь принимает его в свои объятия, и Дезмонду больше не хочется думать. Ему хочется провести ладонями по бедрам, стянутым мягкой джинсовой тканью, подцепить пальцами непослушную пуговицу и потянуть брюки вниз. Хочется оставить позади назойливые звуки, взрывающиеся звёзды и яркие вспышки на солнце. Скрыться под толщей холодной воды, остаться наедине с человеком, заставляющим испытывать неповторимую гамму ощущений.
На поверхности им было бы слишком тесно.

Это не голова, это ядерная боеголовка, на которой криво расписано всё, что произошло за последние двадцать четыре часа. Или больше? Дезмонд не знал, который сейчас час, какой сегодня день, а с трудом отковыряв мыслящую часть своего тела от подушки понял, что не знает, где находится. Нет, окружающую обстановку он видел и мог дать четверку по шкале от "что за пиздец" до "ого, какие хоромы", а вот в более широком смысле... Сейчас не помешало бы знать, воздухом какого штата он с трудом дышит. Пока что его хватило только на признание самому себе, что таких отходняков у него ещё не было. Не у него одного, видимо.
Делсин сам разрывает затянувшийся зрительный контакт, потому что Майлз этого сделать не может - слишком заторможен. И совсем немного обеспокоен желанием знать, смогут ли они это пережить. С одной стороны - есть что вспомнить, а с другой - страх, что всё закончится. Для Дезмонда Роу был спасательным кругом, который раз от раза вытягивал его из пучины пусть уже и привычных, но постоянно раздражающих событий. Он был тем человеком, с которым можно было расслабиться и не думать о теориях заговора и мировом господстве тамплиеров. Пусть это и звучит эгоистично, но Майлз не был готов отказываться от своего личного оазиса посреди сухой пустыни.
– Татуировку таки придется обновить.
Что ж, не он один обеспокоен этим вопросом, а значит не всё потеряно. Дезмонд улыбается и краем глаза следит за покидающим его одеялом. А потом цепляет живописно распростёртые по полу джинсы и со скоростью смертельно раненого престарелого ежа натягивает их на непослушные конечности.
- Думаю, обе. - подняться с кровати получается с третьего или четвёртого раза: голова всё ещё тянет вниз. Тем не менее, нужно раздобыть воду, иначе обязательно случится что-нибудь непоправимое. Например, во рту что-то воспламенится. Не нужно было придавать себе столько ускорения. Мир перед глазами Дезмонда торжественно сплясал, и желудок попытался не отстать, но Майлз вовремя спохватился и пустил все оставшиеся силы на то, чтобы не расплескать по грязному полу инсталляцию под названием "сквозь тернии к звёздам".
- Понятно, плохая идея, - он схватился за дверной косяк, на секунду показавшийся горизонтальной поверхностью, и твёрдо решил простоять в таком положении не менее часа в надежде, что мир перестанет преподносить ему подобные сюрпризы.
В холодильнике, о чудо!, оказалась вода. Самая настоящая (и самая дешёвая) чистая питьевая вода в поллитровых бутылках. Дезмонд не знал, кто поместил этот дар божий в их номер, но готов был кинуть к ногам этого человека все богатства мира. Первая бутылка в опустошённом состоянии полетела в раковину почти сразу. Ещё три он взял с собой в обратный путь, ставший ещё большим испытанием. Не надо было так резко опрокидывать в себя такое количество воды. На негнущихся ногах и с крайне страдальческим выражением лица Дезмонд выплыл из кухни и приготовился совершить самый неудачный бросок в своей жизни, как вдруг превратился в камень.
Каким-то неведомым образом сей радостный момент полностью вылетел из головы. Сейчас, вперившись немигающим взглядом в поблескивающее на безымянном пальце руки кольцо, Майлз не мог решить, чего ему хочется больше: расхохотаться или провалиться сквозь землю. Для начала он решил удостовериться, не обманывает ли его собственная память, перевёл взгляд сначала на лицо Роу, а потом и на его левую руку. Нет, память не обманывала, к сожалению или к счастью. Кажется, этот трип переплюнул по масштабу бедствия всю его прошлую жизнь. Оставалось надеяться, что клятвы верности слышала лишь перепуганная до смерти работница Сити-холла. Конечно, вероятность того, что кто-то всевидящий сверху скрепил этот союз на небесах, была ничтожно мала, тот счастливчик скорее ухохотался до смерти, наблюдая за парочкой наркоманов. Подталкиваемый проявившимися воспоминаниями, Дезмонд пошарил в заднем кармане джинсов и вытянул оттуда помятое нотариально заверенное и напечатанное на торжественной бумаге свидетельство о браке.
Его всё же вывернуло. Несколько раз. Конечно, не прямо там, перед глазами новоявленной супруги, а чуть позже, в ванной, в которую он скрылся со словами "пойду позвоню маме, обрадую". Это не было реакцией на происходящее, скорее на буйство веществ, стремительно выводящихся из организма. Он оставил Делсина переосмысливать свою жизнь в компании двух бутылок воды и красочной бумажки, а сам пытался не задохнуться от подступающих к горлу приступов хохота напару с содержимым казалось бы пустого желудка. Конечно, они должны поговорить о произошедшем, но только не сейчас. Сейчас на первом месте у Дезмонда стояла задача прекратить ржать, а потом выяснить, где всё же они находятся. Так вышло, что выполнение второй стало следствием разрешения первой: более-менее успокоившись, Майлз плеснул на лицо ледяной воды и уставился на упаковки с одноразовым мылом, на которых был напечатан адрес отеля. Ему казалось, что он совершил открытие. Чуть не заорав "эврика", Дезмонд вылетел из ванной и отправил мыло в увлекательный полёт по комнате.
- Мы в Айдахо! Как мы оказались в сраном Айдахо? - удивительно, но приехали на автобусе. А зачем - вот этот вопрос следовало бы задать первым делом. Конечно, не факт, что ответ был бы получен, но чем чёрт не шутит. Посмотрев на Делсина, Майлз вдруг почувствовал ощутимый укол совести. Чему ещё нужно произойти, чтобы он стал доверять ему настолько, чтобы найти в себе силы рассказать хоть что-то о своей жизни? Подумать только, когда-то он мог даже с издёвкой вспоминать о своём "предназначении". Как бы то ни было, сейчас ему не хотелось говорить ни о произошедшем, ни о чем-либо ещё. Ничего непоправимого, впрочем, не произошло, но, всё же, если они вдруг соберутся поднять эту тему, то явно не сейчас. О таких вещах нужно разговаривать либо на свежую голову, либо не разговаривать вообще.
Испытав острую необходимость хоть что-то сделать, Дезмонд почесался.