[AVA]http://storage1.static.itmages.ru/i/15/0612/h_1434125212_4012893_8d63e3da5d.png[/AVA]

«А дети, как известно, не ведают, что творят. Дети даже не осознают, что причиняют кому-то боль. У них нет сострадания. Понимаешь?»
О да, она понимала. Она понимала это лучше, чем кто-либо иной. Сострадание было неведомо ее линчевателем, и каждый день она проходила через сплошные унижения и оскорбления. Она проходила через боль, опустив глаза и теребя в пальцах полы бесформенного свитера. Она не знала ничего кроме гонения и унижения, словно раненый зверь, она смотрела на мир своими удивительно большими глазами, в которых был лишь немой ужас и готовность к новым пыткам. В ее жизни ничего иного не было. Школа была для нее клеткой. Ученики – стаей шакалов, которые только и норовили загнать ее в угол и вцепить в глотку, они рычали ей в спину, они осознавали, что делают. Она была уверена в этом, они каждый раз хотели причинить ей боль. Школа сменялась домом, и на смену ворчащим шакалам приходилось суровое лицо матери, которая никогда не защищала свое дитя. Вернее, она думала, что защищает, но она никогда не вступалась за нее, никогда не готовила свое дитя к той жестокости, что царит за тонкими стенами ее детской комнаты. Мать только вечно твердила о грехе и уповала на Иисуса. Но где же этот Иисус – спаситель людского рода – когда она, заблудшая и униженная, просит помощи?
Каждый день был похож на другой. Каждый день одни пытки сменялись другими. Каждый день смех и злые шутки, а потом бесконечно долгие вечера с матерью, которая не может или не хочет понимать боль своего дитя. И каждый день она мечтала о мести.
А потом проснулась сила, что все эти годы тихо дремала где-то в глубине ее запуганного сознания.

«Люди не становятся лучше — только умнее. Они не перестают отрывать мухам крылышки, а лишь придумывают себе гораздо более убедительные оправдания»
Конец учебного года всегда подкрадывается незаметно. Так было и с ней, хотя все вокруг ждали этой весны. Этот учебный год был последним, а, значит, стоит наступить желанной майской ночи, как все школьные года останутся позади, и с каждый годом будут только удаляться, оставляя после себя лишь тонкую дымку воспоминания. Именно поэтому многие школьники сейчас хватались за любой день, за любой предлог, чтобы провести больше времени с теми, кого они зовут друзьями. Они свято верят, что узы школьной дружбы навсегда останутся с ними, но в глубине души почти все понимают, что стоит закончиться школьному году, как они разбредутся своими дорогами и больше никогда не вспомнят «о той крутой девчонке, с которой я пошел на выпускной бал». Выпускной. В этом году бал вообще стал отдельной темой, отдельной мечтой, которую воздвигнул на отдельный постамент рядом с такими жизненными целями как «загородный домик» и «удачное замужество». Девушки покупали платья еще в начале зимы, а юноши планировали грандиозную вечеринку после скучной церемонии. Все куда-то торопились, все о чем-то толковали, но только не Кэрри. Как всегда тихая, похожая на тень в своем бесформенном свитере, предстоящий бал ее не касался, и она не собиралась туда идти. Потому что ей нечего было там делать. Выпускной бал – праздник красивых девушек, что мечтают прийти под ручку с красивыми юношами, окажись там Кэрри, и ее заклюют насмерть, уничтожат в вечной веренице их шуток и издевательств. К тому же набожная мамочка никогда не отпустит дочь. «Грех», говорит она, и взгляд ее тяжелых глаз холодом оседает на коже Кэрри.
Совсем недавно Кэриетта открыла в себе удивительный талант. Силу, что спала в ней все эти годы, и лишь недавно раскрылась, словно кровавый цветок.
«Сила»
Ей нравится произносить это слово медленно, смаковать его вкус.
«Сила»
Физический мир подвластен воле Кэрри, и с каждым днем подчинять себе вещи все проще. Нужно только представить, чего ты хочешь. Закрыть глаза и нарисовать картину, все остальное получится само собой. Только представить. Раз. И кровать Кэрри поднимается над полом вместе с ней, парит в воздухе так долго, как девочка сама того пожелает. Это сила течет по ее венам, подчиняется ее воле, ее эмоциям, и Кэрри все чаще осознает, что ее желанию подвластны не только щетки на столе и кровати в доме, но и человеческие жизни. Она может заставить сердце биться или остановить свой ход, заставить легкие сжаться и больше никогда не раскрыться. Нужно только представить, как работает орган, построить систему в голове, и все подчинится желанию Кэрри. Даже мать свыклась с ее силой, и больше не смела запирать дочь в чулане, и пусть Маргарет вечно твердила, что внутри Кэрриеты сидит дьявол, взирая своими звериными глазами на мир, самой же Кэрри было в сущности все равно, откуда ее силы. Божественный это дар или дьявольский, главным было лишь то, что теперь Кэрри могла заставить людей считаться с собой. И не было для нее ничего более ценного.
***
-Ты пойдешь со мной на бал?
До последнего Кэрри не верила, что такое возможно. До последнего она считала это шуткой, еще одно дурацкой шуткой, которая нацелена, чтобы высмеять наивность маленькой девочки. Но это оказалось правдой. Томми Росс пригласил ее – Кэрри Уайт – на выпускной бал, и стоило ей в этой поверить, как теплые лучи счастья заискрились где-то внутри девушки. Что может быть лучше, чем пойти на бал с первым красавцем школы, который пригласил ее сам?! Ничего не могло остановить ее, ничего не могло более испортить ее жизнь, и даже шутки и оскорбления не задевали ее больше. Даже материнский отказ не способен разочаровать Кэрри, даже очередные попытки матери ударить ее и закрыть в чулане. Нет, хватит! Она будет жить своей жизнью! Она будет сама решать, какой ей быть! Хватит глупых указов. Хватит насмешек и оскорблений. Хватит чулана и грозного взгляда Иисуса! Если люди вокруг не желают считаться с этой девушкой, она заставит их это сделать! Она способна превратить их жизнь в ад, она способна подчинить себе их крохотные сердца, и она пойдет на бал. Это было решено сразу, как только Кэрри поверила, что Томми ее пригласил. Кэрри даже уже знала, какое платье сошьет. Оно будет из чудесной красной богатой ткани, которая будет ласково касаться ее тела, оно будет приталенным, почти до пола. Оно будет безумно красивым. Она сама будет безумна красивой в новом платье и новых туфлях, словно цветок, который вот-вот раскрылся, словно утенок, который стал гордым лебедем. Никто и никогда еще не видел Кэрри такой прекрасной и счастливой, тихой, застенчивой, но уже не запуганной, уверенной в себе. Томми обязательно приедет, и они станут самой красивой парой выпускного бала. Они станут королем и королевой, и… Тень страха скользит в глазах Кэрри, поднимает свою черную голову. Что случится на балу? Вдруг это всего лишь очередная шутка, и они решили добить ее окончательно? Уничтожить? Она останется обманутой, сломленной, униженной, и она вернется к матери, а что дальше? Тихая, неприметная жизнь без надежд и стремлений?
«Хватит!»
Стены дома едва заметно задрожали, и материнский голос из молитвенной затих.
Семь тридцать три.
В доме Уайтов прозвенел звонок, и Кэрри поспешила открыть дверь. Ее сердце колотилось так быстро, словно бабочка что бьется о стеклянную банку, то и дело норовя себе разбить голову. Тонкая тень страха остается жить в сознании Кэрри, но лишь до того момента, когда Томми берет ее за руку. Чемберлену остается жить меньше двух часов.
***
In This Moment – Natural Born Sinner
Когда все случилось, никто толком не понял, что именно случилось. Все произошло так быстро и казалось таким… естественным. Просто послышался металлический лязг, который громко разрывал хор голосов, исполняющих школьный гимн, а затем ее окатило чем-то холодным и липким. Кэрри закрыла глаза, выставляя вперед руки, словно желая защититься. Музыка стихла, как и голоса, хотя кое-кто в толпе все еще продолжал петь школьный гимн. На мгновение повисла тишина. Резкая, орущая в уши тишина, которая заполняет собой пространство и сознание, которая становится целым миром, и время начинает течь так медленно, что минуты превращаются в века. А потом кто-то сказал:
-Да это же кровь! Господи, она вся в крови!
Кэрри содрогнулась. В ее глазах снова ожил тот животный ужас, который она всегда испытывала в школе. Она смотрела на свои руки – алые, липкие, пропитанные металлическим запахом крови. Кэрри еще несколько минут просто смотрит на свои ладони, не понимая, что произошло. А потом вспыхивает пожарище гнева. Тупая злость поднимает свою голову, раскрывает глаза и дышит огнем. Тупая злость скалит зубы, но страх сильнее гнева. Страх заставляет Кэрри бежать. Бежать так быстро, что ноги предательски заплетаются в полах ее платья, но ей удается устоять на земле. Она выбегает из зала под сопровождения гула голосов. Они смеются ей в спину, они смеются над ней, и соленые слезы собираются в уголках глаз Кэрри. Все всегда заканчивается одинаково. Черная опухоль злости и ужаса разрослась в груди, превращаясь в настоящую воронку. Кэрри на мгновение поняла, что в ней не осталось ничего человеческого. Ни сострадания, ни прощения, только немая ярость, которая горит огнем и ищет выхода наружу. Пришло время отомстить им, пришло время проучить их. И за все их насмешки и унижения, они расплатятся своими жизнями, потому что Кэрри ничего не забыла и никогда не сможет забыть.
Раз.
И двери зала захлопываются с такой силой, что стены начинают дрожать. Когда люди осознают, что стряслось, уже слишком поздно, и Кэрри уже подчинила себе систему пожаротушения. Дождь хлынул внутри зала, заливая водой пол и платья, заливая черные кабели аппаратуры. Огонь и вода. Какое чудесное сочетание. И все это подвластно только Кэрри! Им должно быть плохо. Очень-очень плохо, чтобы они почувствовали хотя бы толику той боли, которую Кэрри испытывала каждый день! Люди пытались спасти аппаратуру, хватались за микрофоны и колонки, и тут же застывали, не в силах оторваться от электрических объятий. Толстый кабель упал в воду, и сцена вспыхнула огнем. Ярким, всепоглощающим огнем, похожий на тот, что горит внутри самой Кэрри. Помещение начало заполняться дымом, а крысы искали выход, но двери не поддавались, закрытые напрочь ее волей. Люди горели заживо, богатые платья вспыхивали словно свечи, люди превращались в живые факелы. Кэрри только предвкушала запах горелой плоти, что удушающим облаком висел под потолком зала.
Где-то вдалеке послышался рев пожарных сирен. Нет-нет, они не должны потушить пожар. Огонь должен гореть ярко. Точка кипения Кэрри достигнута, и ее ярость вырвалась наружу, сверкая залитыми кровью глазами, и в этой крови она утопит город, и каждый, умирая, будет думать лишь о ней! Тонкие щупальца ее силы, ее воли проникнут в каждое сознание. Умирая, они будут произносить ее имя. Словно по немому приказу, гидрант совсем рядом с Кэрри взорвался, и толща воды вырвалась наружу, заливая улицу. Затем второй, третий и дальше вдоль всей дороги. Они не потушат пожар. Они приедут и обнаружат закрытый зал и горящий заживо детей в своих идеальных платьях и костюмах, но они не смогут спасти их, не смогут помешать Кэрри!
Девушка идет по дороге медленно, словно наслаждаясь вечерней прогулкой. Черное ночное небо заливает алое зарево пожаров, что вспыхивают прямо за ее спиной, перекидываясь с одной крыши на другую. Кэрри похожа на ведьму, что сошла со страниц детских книжек. Она ступает босиком по асфальту и за ней тянется кровавый след (она где-то наступила на осколок бутылки), ее оборванное платье пропитано свиной кровью и свисает лохмотьями, в растрепанных волосах играют огни пожара, и глаза… холодные, злые глаза забитого в угол зверя. Люди выбегают на улицы в халатах и тапочках. Люди смотрят на пожары и молча молятся, люди смотрят на Кэрри, что идет по дороге удивительно спокойно, и на фоне алых пожаров, что жадно облизывают дома и стены, фигура девушки кажется маленькой, хрупкой, но зловещей. Ангел с огненным мечом.
Толстые электрические кабели срываются на землю и падают настоящими змеями, разбрасывая холодные искры вокруг себя, трансформаторы взрываются лишь по немому приказу Кэрри, и люди бежали врассыпную, пытаясь спастись. Немногим это помогло. Суетясь, они то и дело наступали на провода и тут же падали замертво, начиная дымиться, гореть. Запах горелой плоти вновь удушливым облаком повис над городом, ударил Кэрри в ноздри. Она улыбалась, когда раз за разом ощущала этот аромат на корне своего языка. Он оседал сладостью победы. Могущества.
Лишь один человек остался стоять на дороге в окружении толстых проводов, что голодно разбрасывали вокруг сине-фиолетовые искры. Лишь один. Он смотрел на Кэрри с немым интересом, но кровавая пелена безумия застилала ей глаза. Девушка остановилась в паре метров от мужчины. Почему она не может пробраться в его мысли? Почему ей не удается кричать в его сознании? Он должен гореть. Они все должны гореть! За спиной Кэрри, словно змея, поднимается толстый кабель, который черный естеством смотрит на незнакомого для девушки человека. Словно змея, он шипит искрами.
Кэрри смеется.

[AVA]http://storage1.static.itmages.ru/i/15/0612/h_1434125212_4012893_8d63e3da5d.png[/AVA]

I am waiting for you last summer – Through The Walls
Злость – это загнивающая рана. Она болит так, что все тело содрогается в судорогах, она нарывает, испуская только зловоние и гной. И рана эта больше никогда не заживет, никогда не затянется. Можно отсечь руку, но черный гной уже струится по венам, разливаясь по всему организму. Злость – это черная опухоль, которая разрастается внутри с каждым днем, с каждым вздохом, и опухоль эта растет и растет до тех пор, пока не лопнет. Когда злость отступает, остается только ненависть, а ненависть может изменить мир. Внутри Кэрри Уайт было столько обиды и злости, что ее ненависть была способна сжечь не только Чемберлен, но и утопить в огне добрую половину мира, а, быть может, и целый мир. Ее животная ненависть кипела, словно раскаленное масло. Ее животная ненависть была способна испепелить не только тела, но и тонкие души. Эта злоба, эта ненависть огненной рукой тянулась вверх, и даже небеса пропитывались кровью и заревом пожаров, делая эту страшную ночь непомерно светлой и бесконечно длинной.
Город горел удивительно быстро. Жадное пламя облизывало стены и крыши домов, переваливаясь с одного участка на другой. Пламя было ярким и голодным, оно было безжалостным, и даже глупые попытки пожарников хоть как-то остановить стихию были тщетны. Огонь сжигал древесину домов и тела людей, а город только тяжело вздыхал, стонал под огненным бичом. Город трещал по швам, стенал под алым небом. Трещины открытыми ранами ползли по стенам домов, а пламя заливало землю. Чемберлен стал настоящим адом. Адом, что сотворила семнадцатилетняя Кэрри Уайт лишь усилием мысли. Адом, который заслужили все эти люди. Чемберлен хрустел костями убитых, вздыхал сотнями опаленных легких. Чемберлен поднимал глаза к небу, но оно было глухо к его мольбам. Небо только бесстрастно смотрело на город, что утопал в огне и крови.
И в момент, когда Кэрри Уайт, что настоящей кровавой ведьмой шла по улицам умирающего города, остановилась напротив мужчины, с которым она так была похожа, мир на мгновение замер, наблюдая за этими двумя. Время замедлило свой ход, и минуты текли так медленно, что походили на застывшую патоку, и даже пламя на мгновение успокоилось. в одночасье мир вокруг стал неважен, и город мог вздохнуть с облегчением, получить несколько вязких минут передышки. А Кэрри все смотрела на незнакомца, следила за его движениями там внимательно, как следят волки за добычей в зимнюю ночь. Она видела своими глазами разгневанного зверя, каким легким движением он отшвырнул ее искрящийся кабель, что змеей ринулся в атаку. Она видела, как просто он согнул фонарный столб, даже не прикасаясь к нему. Этот человек был таким же, как она. Такой же масти. И в глазах его она видела странное тепло, незнакомое для Кэрри, какую-то отцовскую заботу, которой никогда не знала.
«Кто он?»
Удивление было первой реакцией. Подобное испытывают, когда сталкиваются с чем-то необъяснимым, поразительным. С самого начала Кэрри верила, что она одна такая. Кэрри верила, что эта сила принадлежит только ей. Неважно, дар Господа это или же проклятье Дьявола, но девушка и подумать не могла, что в мире существует кто-то еще, кто-то, по чьим венам тоже течет эта сила. Значит, она не одинока. Странная мысль. Всю жизнь Кэрри жила с осознанием собственного одиночества, собственной ненужности, а теперь… теперь все иначе. Жизнь менялась так скоротечно, что Уайт не поспевала осознавать все это. Удивление сменялось растерянностью, и Кэриетта даже отступила на шаг назад. Этот человек жесткой рукой вмешивался во все ее существование. Он был таким же, как и она сама; возможно, он даже понимал все ее мотивы, но он стоял у нее на пути. Он мешал ей вершить то, что Кэрри называет справедливостью. Мужчина начинает говорить, и его голос причудливо сплетается с внутренним голосом самой Кэрри, но Эрик просит остановиться, и тогда приходит ярость.
Нет! Нельзя остановить то, что уже начато. Нельзя заставить пожар затихнуть, когда он разгорелся уже до самых небес. Кэриетта злится, и ее гнев кипит внутри настоящим раскаленным металлом, ее гнев застилает глаза. И в то же мгновение зрачки Кэрри расширяются так, что почти заполняют радужку.
– Нет! – кричит она так громко, что ее голос срывается на хрип, и ярость девушки выплескивается, словно волны, нагоняемые ветром. – Нет! – кричит Кэрри вновь, и ближние трансформаторы взрываются с такой силой, что озаряют все бледным электрическим светом. Пожары в городе вспыхивают с новой силой, и где-то совсем рядом гремит очередной взрыв. – Этого нельзя остановить! Они все получат по заслугам! Весь этот проклятый город!!
В ее глазах живет только тупая ненависть и боль. Только желание уничтожить, сжечь, вырвать с корнем, и ни капли сознательности, ни капли сострадания. Большинство этих людей, что лежат под ногами Кэрри – мертвые и обуглившиеся – даже не знали ее… Нет! Это неважно. Они все виноваты! Они ничего не сделали, когда ее – Кэриетту Уайт – закидывали камнями и ненавидели, когда насмехались над ней, обсуждали ее. Они все должны понести наказание. Каждый человек, каждый выживший житель должны почувствовать всю боль, которую Кэрри терпела изо дня в день. Весь этот город должен испытать на себе, каково это быть Кэрриеттой Уайт.
– Ты слишком поздно пришел, Эрик Леншерр, чтобы предлагать мне новую жизнь. – девушка уже не кричит, и ее голос похож на хрип забитого зверя. Однако она не тронет его, не попытается убить. Странное решение для той, что решила устроить самосуд целому городу, но она видела достаточно, чтобы принять такое решение. Кэрри Уайт принадлежит той же породе, что и Эрик, а потому она не тронет его, просто обойдет и забудет, направляясь (куда?) домой.
«Мамочка»
Верно, домой. Вдоль улицы и на холм к одинокому участку. Домой к маме, чтобы вырвать последний сорняк, задушить змею, которая отравляла всю сознательную жизнь Кэрри, чтобы поставить жирную точку во всей истории Чемберлена, во всей истории семейки Уайт, а затем уехать так далеко, что даже воспоминания покажутся вымышленными. Кэрри направляется к дому, оставляя Эрика Леншерра позади. Ей нужно закончить с делами. Ей нужно расставить все точки над «i», сжечь и уничтожить собственную историю, чтобы стать свободной. По-настоящему свободной, как всегда мечтала Кэрри, и тень матери больше не будет угрозой висеть над ее головой.
«Мамочка, я иду домой»

[AVA]http://storage1.static.itmages.ru/i/15/0612/h_1434125212_4012893_8d63e3da5d.png[/AVA]

Кэрри ловит себя на мысли, что уже давно планировала это сделать. Но когда же именно? Быть, может, когда мать вновь заперла ее в чулане наедине с белым, «бездушным» светом электрических ламп? Или в день, когда она кормила ее отвратительным черничным пирогом, от которого по коже Кэрри ползли прыщи? Нет, нет. Она планировала это в тот день, когда в ней пробудилась сила, что крепко спала все эти годы. Сила дает власть, а вкус власти – самый сладкий на свете. В руках Кэрри была сосредоточена не только сила двигать и швырять предметы, нет, она была куда могущественнее. Она была способна оборвать жизнь. Это просто. Удивительно, как просто можно убить человека. Нужно только представить работу сердца. Закрыть глаза и увидеть, как маленький орган перекачивает кровь, как методично сокращаются мышцы, а затем просто приказать ему остановиться. И все закончится. Раз – и все. Кэрри смеется, когда думает об этом. Кэрри планировала это уже давно, она планировала убить собственную мать. Нет – нет, она любила мамочку, но почему та никогда не отвечала ей? Почему не может принять свою дочь, а только твердит раз за разом, что в Кэрри вселился дьявол? Вся эта чертовщина надоела ей! Бог – Дьявол. Какая разница? Если дар Кэрри – это проклятье Люцифера, то он сделал в разы больше для этой девочки, чем пресловутый Иисус, на которого мать вечно уповает. Неважно, сегодня все закончится. Сегодня Кэрри вернется домой в последний раз. Уже весь Чемберлен полыхал в огне, и только дом Уайтов, что располагался на холме, стоял так тихо и мирно, словно разбушевавшаяся стихия не была страшна деревянным стенам и дырявой крыше.
Когда машины взмыли в воздух, Кэрри останавливается, чтобы вновь развернуться лицом к Эрику. Этот человек силен, и Кэрри готова даже признать его мощь. Ей никогда не удавалось поднять столько тяжелых предметов одновременно, это всегда было слишком утомительно для нее. Время словно замерло, и на мгновение над улицей повисла мертвая тишина, когда искореженные невидимой силой автомобили и столбы зависли в воздухе. Бам! Уже в следующую секунду вся эту груда металла опустилась вновь на землю, изолируя Кэрри и Эрика от внешнего мира. Грохот металла острым когтем провел по мозгу девушки. Она закрывает ладонями уши, почти в панике отступая назад. Кэрри чувствует, как по ее спине липкими ладонями ползет страх. Совсем рядом земля начинает дрожать, кое-где асфальт расходится трещинами, которые похожи на открытые раны. Раны, которые не кровоточат. Уайт успокаивается и поднимает голову, понимая, что она фактически в ловушке, словно жалкая маленькая крыса. Девушка смотрит на Леншерра. Она не знает его и никогда не знала, почему он не может просто отпустить ее? Теперь к липкому страху примешивается злость.
В глубине души Кэрри знает. Правда известна ей, но она не хочет принимать ее, не хочет смотреть в глаза этой суровой истине и предпочитает отмахиваться от нее, словно от назойливой мухи. Кэрри знает, что она умрет. Возможно, ее убьют уже сегодня. Возможно, ей просто не суждено покинуть пределы этого проклятого городка, который стал для нее личным адом, и который сейчас хрипит под ее гневом. Возможно, вся ее судьба – это именно то, что происходит сейчас. Ее судьба – стать огненным мечом, который без жалости и сострадания пройдется по неприметному городку, и уже завтра весь мир содрогнется. Люди будут читать в газетах, смотреть по телевизору, обсуждать за обедом и думать про себя: «слава богу, меня это не коснулось. Слава богу», а спустя годы, когда развалины этого города все еще будут расчищать, «кровавый выпускной бал» станет просто историей, местной легендой, приправленной лицемерной ложью. Это событие люди покроют сусальным золотом и положат на дальнюю полку в архиве просто для того, чтобы забыть обо всех тех жертвах, о крови и огне. Чтобы забыть о Кэрри Уайт – семнадцатилетней девушке, которая превратила ночь выпускного бала в самую ужасную ночь за всю историю штата Мэн. Но сама Кэрри будет к этому моменту уже мертва – в этом она почему-то уверена, а потому слова Эрика о том, что ее убьют, не находят нужного отклика в сознании Кэрри. Она и так уже все знает.
Но перед смертью заберет как можно больше жизней, и превратит этот город в настоящие руины.
Вновь и вновь Кэрри пытается забраться в мысли Эрика. Вновь и вновь она протягивает невидимую руку, чтобы сломить хрупкую человеческую волю и заставить подчиняться, но каждая ее попытка заканчивается поражением. Словно этот до ужаса странный шлем, украшающий голову мужчины, вставал настоящим щитом, но это же не возможно. Или возможно? Кэрри уже не в чем уверена. Она даже не уверена, что ей стоит тягаться с такой силой, которая способна уложить ее саму на лопатки. Девушка в растерянности, и чувства внутри нее кипят так жарко, так сильно, что образовавшийся круг из покорёженных машин и столбов неожиданно вспыхивает ярким пламенем. Огонь трещит, когда пожирает обивку салона машин. Металл краснеет.
– Возможно, я умру, - нет, Кэрри, ты знаешь, что ты умрешь, - но весь этот город падет вместе со мной! Не останется ничего кроме выжженных руин и погибших под развалинами, которых все равно не смогут найти. Останется только пепел, но возможно именно это и есть мое предназначение. Возможно, эта сила дана мне именно для того, чтобы что-то доказать людям. Что каждый из них будет нести ответственность за свои грехи, ведь смыть преступление можно только огнем и кровью! – Кэрри содрогается, когда эти слова слетают с ее губ. Она так похожа на мать, она даже говорит как Маргарет. Но девушка отмахивается от этих назойливых, словно комары, мыслей, что пищат в ее мозгу так отчетливо и громко. Уайт хочет сосредоточиться только на этом мужчине, в глазах которого видит почти родительское понимание всей ее жизни. Кэрри не знает, кто он, но она знает, что Эрик Леншерр понимает ее мотивы.
Но она упрямится. Она не хочет идти с ним, пока ее мать жива, а Чемберлен еще не догорел дотла. Она не хочет принимать от него помощь, потому что у нее ведь тоже есть СИЛА. Разозленная, разгневанная, Кэрри остается лишь глупым ребенком, который не желает видеть очевидное – Эрик прав, она умрет. Будет застрелена, а, быть может, просто истощена и захлебнётся в итоге собственной кровью где-нибудь в канаве на обочине города. Нет, она не хочет об этом думать.
– Почему ты просто не можешь оставить меня? Почему вы все просто не можете оставить меня?! – она вновь кричит, и ее голос срывается на хрип. – Почему? Почему?!!
Горящая машина начинает тяжело подниматься над землей. Металл издает противный скрежет, когда соприкасается с шершавым асфальтом. В следующее мгновение автомобиль, пожираемый пламенем, с огромной скоростью летит в сторону Эрика.

[AVA]http://storage1.static.itmages.ru/i/15/0612/h_1434125212_4012893_8d63e3da5d.png[/AVA]
Огонь горит ярко. Он жадно облизывает алыми языками железные корпуса автомобилей, и метал, нагреваясь, краснеет так ослепительно, словно солнце в безоблачный день. Горящие части автомобилей и прочего хлама падают на шершавый асфальт, и огонь боязливо касается земли. Пламя горит жарко. Столбы черного дыма поднимаются вверх, в бархатное ночное небо, которое озаряется светом десятков подобных пожаров по всему городу. Огонь выжигает воздух, и Кэрри чувствует, как хрипло она ловит воздух ртом. Как ее легкие с трудом раскрываются, словно лепестки, как горячая атмосфера скребет по горлу стальными когтями. Кэрри начинает кашлять, инстинктивно прикрывая ладонями рот. Внутри нее загорается таким же ярким огнем паника. Ей страшно, по-настоящему страшно, и этот колкий липкий страх мешает сосредоточиться. Кэрри не может подчинить себе пламя, утихомирить его, и пожар горит ярче, подпитываясь страхом. Дым ползет по земле и поднимается к горлу, он забирается в глаза, и крупные слезы начинают течь по щекам Кэрри. Ей страшно. Она отступает назад, и босой ногой соприкасается с горящим куском металла. К вязкому страху добавляется резкая боль, которая вгрызается в плоть огненными клыками. Паника ползет холодом по ногам. Паника заставляет бежать прочь от огня, который горит ярче, жарче. Кэрри пытается выбраться из кольца, но она ничего не видит из-за дыма. Перед глазами стоят слезы, и кашель дерет горло с такой силой, что девушка готова разодрать себе кожу до крови, но она хочет выбраться отсюда. Выбраться как можно скорее. Ее сила, глупая сила больше не подчиняется ей, Кэрри беспомощна словно ребенок в этом пламени. Хотя она и есть ребенок. Не менее глупый, гордый ребенок, решивший возомнить себя мстителем. Нет, она не хочет умирать здесь так просто. Она не хочет быть сожженной заживо пламенем, которое сама и породила. Она не хочет смотреть, как ее кожа, покрытая запекшейся свиной кровью, будет чернеть и вздуваться пузырями, обнажая нежную плоть. Кэрри хочет жить. Впервые за все это время желание жить в этой девушке необычайно сильно. Пытаясь выбраться, она натыкается на горящую разбитую машину, и искореженный металл дышит жаром. Кэрри спотыкается и почти падает в это пожирающее пламя. Ей больно. Ей очень больно. Она чувствует, как по ноге стекает что-то липкое и вязкое.
«Кровь»
Она все понимает и проводит рукой по бедру, натыкаясь пальцами на большой и толстый осколок. Стекло обжигает пальцы, когда Кэрри пытается его вытащить. Она слышит, как ее сердце бьется в бешеном ритме, как оно раз за разом бьется о ребра, словно бабочка, запертая в банке. Когда девушке удается вытащить осколок из ноги, у нее больше нет сил сопротивляться, нет сил бороться за жизнь. Паника неожиданно быстро и легко отступила, и на ее место пришло нечто новое. Бесконечное холодное безразличие. Огонь опаляет щеки, но Кэрри уже не чувствует этого.
А потом чьи-то руки подхватывают ее, вытаскивая прочь из этого горящего ада. Выжженный пламенем воздух сменяется чистым, ночным, и он кажется бесконечно холодным, когда вновь наполняет легкие. Уайт дышит, постепенно приходя в себя. Она глубоко вдыхает, словно пытаясь как можно больше схватить свежего воздуха за раз. Кэрри кажется, что она физически чувствует каждый осколок, который ранил ее, словно мелкие частички стекла все еще были в ее теле, все еще причиняли ей боль, но у нее не хватает сил даже на то, чтобы поднять руку. Она только смотрит вверх – в вязкое ночное небо, которое кажется алым в свете огня, и мир гремит вокруг нее, но она не слышит этого. Кэрри видит, как Эрик опускается рядом с ней на колени, как он зажимает ладонями рану на ее ноге. Она осознает это и понимает, что именно он ее спас. Именно ему она должна быть благодарной за то, что не осталась гореть заживо в пожаре, сотворенным ее же руками.
Эрик Леншерр прав. Кэрри не хочет умирать. Она может кричать и ненавидеть, она может делать вид, что ей все равно, но она не хочет умирать.
«…никто не хочет умирать»
Эти слова эхом отзываются в ее голове. Эти слова становятся единственной мыслью, которая сейчас имеет смысл. Кэрри страшно, когда она чувствует пульсирующую кровь, которая струится сквозь пальцы Эрика и стекает алыми струйками по бледной коже, падает на асфальт багровыми кляксами. Ей всего лишь семнадцать лет, и она – ребенок, который хочет жить. Даже несмотря на все те смерти, что принесла она в эту ночь.
– Мне страшно… Я не хочу умирать. – шепчет Кэрри, и эти слова срываются с ее губ хрипом. Она не слышит себя, мир вокруг кричит слишком громко. Она все еще слышит, как трещит огонь так отчетливо, словно пламя разгорается у нее в голове. Девушка ищет поддержки, родного тепла, и находит это все в глазах Эрика Леншерра, которого даже никогда не знала. Но, кажется, он понимал ее во всем. Он смотрел на нее так, как смотрит отец на любимого ребенка. Он говорил, что есть другие, что она – Кэрри – не одна такая.
«Это мой шанс? Навсегда уйти отсюда. Навсегда покинуть этот город и забыть о нем. Быть с теми, с кем я похожа. С теми, кто никогда не станет издеваться»
Мысли оживают в голове, трепещут, словно ранние птицы, что хлопают крыльями и разрывают утреннюю тишину своими голосами. Мир неожиданно резко собирается воедино, но Кэрри все еще слаба, чтобы хоть что-то предпринять. Она словно раненный и побитый котенок, который ищет помощи, ищет защиты, и девушка нашла это все. Нашла то, что давно искала. Эрик Леншерр станет ее спасением, если только она захочет этого. И Кэрри согласна. Согласна пойти под крыло, словно неокрепший птенец, согласна навсегда покинуть Чемберлен и даже оставить мысль об убийстве собственной матери, но у нее хватает сил, чтобы произнести короткое «да». Кэрри едва удерживает себя в сознании, отказываясь падать в вязкую бесконечную темноту, которая манит где-то на периферии сознания, но девушка цепляется взглядом за разрушенные дома вокруг, за темное небо. Она пытается из последних сил пробраться в его мысли, сказать, что согласна уйти с ним, но его шлем снова встает преградой на пути слабой попытки проявления силы.
Кэрри Уайт только надеется, что Эрик Леншерр не бросит ее истекать кровью на грязном сером асфальте.

Отредактировано Mistral (06.07.15 14:41:33)