Неуверенно пробивающийся сквозь оконное стекло приглушенный свет восходящего солнца медленно тянулся к каждому уголку комнаты, оставляя за собой в воздухе светлый пыльный след. С улицы уже раздавались мирные звуки просыпающихся птиц, а где-то за стенкой проснулся первый заученный мутант-ботаник, даже и не подозревающий, как хорошо его слышно недвижимому вампирскому уху.
Эта мрачная фигура, облаченная лишь в кожаные штаны и, кое-где, остатки стальной брони, восседала на прикроватной тумбочке с самым наигрознейшим, но тем не менее умиротворенным видом, какой мог обнаружить для себя кто-либо в этом особняке. Стеклянный взор волчьих глаз был уставлен в одну точку - стену напротив - уже не первый час, но, казалось бы, мужчине это не доставляло никакого дискомфорта, более того - приносило максимальное удовольствие от нахождения в данном месте в данное время.
Не сказать, что его мысли были загадочны. Любой, знающий о событиях прошлой ночи, без проблем ответил бы: "о, этот бедолага сейчас, наверное, подсчитывает, сколько это по времени он прислуживал созданиям, которые ему пятки лизать, в общем-то, обязаны". И, что скрывать, он будет абсолютно прав.
Алукард, так и не отошедший от шока, от стыда, от все еще не потухшего (и даже разгоревшегося с новой силой) желания отомстить отвратительным созданиям тьмы за принижение достоинства своей семьи, за убийство матери, отца и жены, за годы ужасных бедствий в его землях, скорее даже пытался хоть на долю секунды усмирить свой гнев, который, как он был всей душой убежден, питает демоническая кровь его отца. А позволять ей править своим телом бывший Бельмонт не мог, не хотел, считал ниже достоинства воспитанника Братства Света, бравого рыцаря, истребителя вампиров и орд Тьмы. В кого он превратится, если не будет держать себя? В монстра. В того, к кому питает наибольшую ненависть, кто будет платиться за свои грехи до окончания веков. Не такой судьбы для него хотела бы Мари или даже ненаглядная Сифа, посему ради них, во имя их чистого взора с небес он будет продолжать бороться с дьявольской душой в себе, ни на йоту не давая затмить свой взор.
Но кто-то посмел зачаровать его, заставить идти против своей воли без своего же ведома. За что, к огромному наслаждению Алукарда, поплатился своей головой, кровью и драгоценными свитками, спрятанными не так надежно, чтобы не найти их после смерти непосредственного владельца.
Вспоминая события прошедшей ночи, Он стыдился. Грузно пытаясь отыскать себе оправдания, он заранее знал, что все попытки обречены на оглушительный крах.
Как прекрасно, что странные люди [пахнущие определенно как живые] дали ему приют на это время. Они что-то пообещали, что-то попросили. Алукарду сейчас это совсем не важно, Алукард сидит, погруженный в свою тоску и даже не замечает, как неподалеку слышатся шаги.