♥ я нахожусь в поиске [моего несчастья] James Evans | 27 y.o. | Daniel Sharman (!) only Мне нужен ты, моё прошлое, чтобы снова ощутить себя живой в настоящем. Никто не дал мне столько горя и столько радости, как ты. [q.]

о тебе и о нас

кусочки автобиографии из прошлой анкеты

• отец - Николас Эванс; мать - Эмилия О'Шеа (до замужества); мл.сестра - Джоанна Эванс.
• так сложилось, что его родители познакомились в главной Академии Геммологии в Лондоне на первом курсе и обоим по семейной традиции предстояло стать геммологами, и завязать всю свою жизнь с драгоценными камнями. сразу после выпуска они сыграли свадьбу, а через три года у них родились двойняшки - старший Джеймс и младшая на 15-ть минут Джоанна.
• до семи лет его жизнь ничем не отличалась от остальных детей такого же возраста, ну если не брать в расчёт, что вместо родителей его окружала толпа нянек, которое сдували пылинки и пытались угодить главе семейства для увеличения нулей в зарплате.
• Николас и Эмилия были заняты бизнесом, который рос с огромной скоростью и поднимал их на рынке драгоценностей  Англии на верхние позиции, поэтому все воспитательные процессы уважаемые родители скинули на квалифицированных преподавателей. когда нормальные дети бесились на улице, то Джеймс и Джоанна грызли гранит науки, а в возрасте 5-6 лет это получается не особо хорошо. вернее, у Джеймса это не получалось, он вечно сбегал из дома и его всей толпой находили на каких-то окраинах, в лесу, на стройках и прочих весёлых местах расположенных подальше от их дома. Джоанна же наоборот пыталась преуспеть во всём и быть лучшей в глазах родителей.
• в возрасте семи лет сестру отдали в академию для девочек, а Джеймса соответственно для мальчиков и все соседи, животные и прочая окружающая среда вздохнула с облегчением, когда он оказался в нескольких десятках миль от дома.
до 14 лет его учёба была на высоте, он даже преуспевал в музыке и некоторые преподаватели пророчили ему хорошее музыкальное будущее. но только до тех пор пока ему в голову не ударила мощная волна юношеского максимализма, там только связи родителей помогли ему закончить академию и получить диплом. до 17 лет он просто отрывался и практически каждую ночь сбегал со своими однокурсниками, чтобы в очередной раз погужбанить в барах, ресторанах и провести ночь с прекрасным женским полом.
• после выпуска ни у кого не было вопросов об дальнейшем образовании, ведь семейная традиция гласит, что все должны посвятить свою жизнь драгоценным камням. гласит легенда, что эта традиция идёт от Рождества Христова и вот именно Джеймсу пришлось сломать систему, он был готов заниматься любым, но только не камнями. а вот Джоанна наоборот получила очередную порцию любви от всех родственников, когда поступила на геммолога. она с самого рождения пыталась быть лучше Джеймса, когда тот опередил её с появлением на свет.
• в 17 лет Джеймс поступил в Королевскую военную академию в Сандхёрсте, а спустя три года отправился в армию и там понял, что на земле ему не интересно, пора захватывать новые территории и полностью занялся небом.
• в 22 года переехал в США к своим родителям, которые уехали для развития своего бизнеса пять лет назад и успешно развивались на американском рынке. попал в Военно-воздушные силы США, где и продолжает служить по настоящее время.

    «Я влюблена. Безрассудно. Слепо. Влюблена в Джеймса. Как? Когда это случилось? Я не знаю. Тихонько чуть склоняю голову, касаюсь виском, затем щекой, его головы и тяжело вздыхаю. Казалось бы, ведь всё элементарно! Больше не нужно прятаться, больше нет смысла скрываться, называть его Софией, когда тот внезапно звонит в неподходящее время, а самое главное ― просто быть вместе, вот так просто прильнуть к его виску своей холодной щекой, ощущать, как вздымается его грудь при каждом вдохе, как в этой же груди стучится сердце, просящее твоего присутствия в чьей-то ещё жизни.»

---

    Как мне жаль, что я была слепа тогда, когда признавалась в своих чувствах. Как мне жаль, что поверила, будто ты чувствуешь то же самое. Жила я своей размеренной и расписанной по пунктам жизнью, были у меня тихие и спокойные отношения, никого я не трогала, никого не волновала, никому не была нужна.. даже, кажется, своему собственному молодому человеку, который со временем начал принимать моё наличие и существование в его жизни как должное. А потом явился ты. Всё испортил, перевернул всю мою жизнь, вывернул всё наизнанку. Смеха ради? Мести ради? Я прекрасно знала в каких вы отношениях с моим (на тот момент) возлюбленным, хотя не до конца понимала в чём причина вашей ненависти друг к другу. Теперь это не столь важно.
    Ты выиграл. Не будем никому врать — уже поздно. Ты и твой придурок-друг оказались такими же; вы такие же, как и все. Я была для тебя лишь целью, миссией. Весьма сложной, но выполнимой. Будучи таким уверенным в себе, игроком и рисковым парнем, тебе не чуждо добиваться своего. Молодец.
    Ты выиграл. А я лишилась всего: моих шатких и странных отношений, моих моральных принципов, я потеряла себя, потеряла тебя. Впрочем, будет вернее сказать, что ты сам меня потерял. Хреновый у тебя друг оказался под боком. Он так не хотел проиграть, что рассказал мне всю правду. Теперь ты лишился всего: отношений, друга, себя, нас. Неужели ты и правда думал, что сможешь скрывать это вечно? Притворяться и не утонуть в собственной лжи?
    Ты проиграл. И оказался ни с чем. Оставь свои тщетные попытки вернуть всё на свои места. Мы с тобой оба разбиты; и когда ты узнаешь, что я, давным-давно сбежав и испарившись, вновь вернулась, притворись, что не узнал меня. Притворись. У тебя это так хорошо получается.

кое-что ещё

    Это не просто заявка, а прямо-таки крик о помощи к возвращению моего вдохновения. Отнесись к этому, пожалуйста, со всей серьёзностью и ответственностью. Я вся такая придирчивая и требовательная и могу показаться сучкой, но это только оттого, что хочу, чтобы всё было хорошо, красиво и интересно первым делом, конечно, я хочу увидеть пробный пост, дабы подумать сыграемся ли мы с тобой или лучше не мучить друг друга. Будь инициативен и шевели мозгами, ибо я за сей длительный срок чутка подустала быть мозговым центром. Посты грамотные (!) и объёмные; первое лицо желательно. Место встречи — гостевая, а дальше, если всё сложится, то мы с тобой сольёмся в чил-аут Приди, приди же скорей

из последнего

Я утопаю, бегу к тебе, прошу помощи, а ты мне: утопайте, это так и нужно. [q.]

    C тех пор, как я вернулась в Штаты, всё изменилось. Вернее будет сказать, что всё изменилось гораздо раньше, ещё тогда, восемь месяцев назад, когда во мне уничтожили всё, что давало мне надежду на завтрашнее утро, что давало мне надежду и вызывало трепет в груди. Во мне уничтожили желание жить полной жизнью, выбросив моё практически бездыханное тело на берега серого существования. Если бы я только знала.. если бы я знала.. что бы я сделала? Зарекаясь о том, что я никогда не пожалею о случившемся со мной, я жестоко ошибалась. Нельзя не сожалеть о том, что однажды доверив кому-то свои душу и сердце, ты скажешь: всё в порядке, так было нужно. Едва ли этот ад внутри нужен мне. Сомневаюсь, что мне вообще теперь уже что-то нужно. Я искала утешений. Я искала спасения. Всё напрасно. Всё вокруг противилось мне в помощи и продолжало убивать. Не было таких слов, которыми я бы могла напиться и погасить огонь в груди, хотя моя сестра отчаянно пыталась их подобрать, когда я словно приведение явилась на порог родительского дома. Это последнее место, куда бы я пошла, не имея других вариантов. Представляете, насколько было велико моё отчаяние? Даже я не представляю, что уж там другие. И пока я упивалась собственной жалостью там, куда являться никогда не хотела, с теми, с кем находиться никогда не могла, мне становилось всё хуже и хуже, пока, наконец, не дошла до отметки в высшую степень ненависти ко всему роду человеческому. Да, вот так достаточно больно. Спасибо.
    Я не была в Лионе с одиннадцати лет. Было, как минимум, странно хотеть вернуться сюда хоть на часок. Хоть на минутку. На мгновение. Увидеть сестру, нашу мать, обнять их и упасть замертво там, где я когда-то бегала в детстве и не знала печали, не знала этой горечи потерь, а единственной моей утратой был небольшой разноцветный мячик, подаренный мне соседской девчонкой на восьмой день рождения. Элла всегда его забирала и куда-то прятала, считая это смешным. Как же весело издеваться над сестрой! Зато теперь, когда я похожа на полудохлую рыбину с рынка в пригороде, мне, признаюсь, приятно было видеть, что мои страдания больше не приносят ей радости и морального удовлетворения. Однако её забота всё ещё временами казалась мне фальшивой.
    Не имея уверенности в том, что я вообще вернусь из Франции обратно, я уволилась. Моя карьера реставратора остановилась и, более того, возвращаться к ней я не могла и не хотела. Прощальные слова всего коллектива и руководства галереи также казались мне фальшью. Ровно, как и всё вокруг, в общем-то. Я спешила обрубить все концы и удрать. Что ж, у меня чертовски хорошо это вышло.

“    ― Ты уезжаешь? ― Элла обеспокоенно смотрит на меня и медленно приближается, будто боится, что её нашпигуют картечью. ― Куда?     ― Обратно, ― я кидаю в сумку кое-как сложенную футболку, ― я возвращаюсь обратно в Миннеаполис.     Она даже не пытается меня отговорить и разубедить, не пытается доказать, что лучше сделать иначе, потому как знает, что всё будет бестолку. И знает, что долго я здесь находиться не могу, а четыре месяца, проведённых в моей так называемой реабилитации пошли мне на пользу. И мне, и ей, и нашим шатким семейным отношениям. Старшая куда-то убегает и возвращается через пару минут, держа в руках небольшой разноцветный мяч. Тот самый. Я впервые не жалею о своём приезде. Я впервые за последние четыре месяца расплакалась слезами счастья, а не слезами горя.

    Я сожгла все мосты перед отъездом. Всё выбросила из своей жизни, думая, что больше никогда не вернусь в этот город, в этот штат, в эту страну.. в эту жизнь, которой уже нет. Нужно было начинать всё заново ― с чистого листа ― и отныне было важно не закончить новую главу моей книги жизни ещё одной трагедией, возможно, ещё более печальной, чем последняя. Всё возможно, не так ли? Мне всего двадцать четыре, но я чувствую себя вдвое старше; во мне нет никакой жизненной энергии молодого сердца и я готова уйти в закат.
    Я всё время стояла у небольшого подиума причудливой волнистой формы по бокам. Мне было важно не отходить, чтобы: а) не мешаться с этой шумной толпой и б) не отходить далеко от бокалов с напитком богов и подноса с малюсенькими закусками. Хоть последних я и не трогала, употребляя только это чертовски прекрасное вино, но я всё равно как будто караулила эти крошечные пародии на еду. Отсюда мне было видно практически всё и вся, как на ладони. Хрупкое стекло, воплощённое в изящный бокал, не выходило из моих каких-то вялых и, если можно так сказать, небрежных объятий и, казалось, вот-вот выпадет и разлетится на кучу осколков возле моих ног. Я обошла здесь всё; мне не хотелось более плавать лебедем по огромному залу, поэтому для моей утомлённой души оставалось лишь одно развлечение, которое я искала на дне очередного бокала. Что я здесь делаю и когда я уйду? Да, точно. Я составляю компанию моему новому боссу. Его вера в мой талант и восхищение моей работе отчаянно прокладывают путь к тому месту, где у меня должно быть сердце; поэтому мы как Тамара с парой гуляем по выставкам и ищем непонятно что непонятно у кого. Позже я получу новое задание, сделаю пару копий ещё одних шедевров  импрессионизма и снова пропаду в кроличьей норе своей психики, если долго просижу без работы. Всё стало так предсказуемо и шаблонно, что иногда тошнит. Однако я бы соврала, если бы сказала, что мне не нравится то, чем я теперь занимаюсь.
    Какое-то неловкое чувство одолевает меня, такое странное, неуютное. Кажется, именно такими признаками характеризуется чей-то взгляд, обвивающий вокруг медленно, точно атласной лентой, и его нельзя, почти невозможно, игнорировать. Я украдкой осматриваюсь, обвожу глазами всех вокруг, и едва дойдя до половины пути, ловлю эту нить, струной натянутую между двумя точками. Всё в помещении замедляет ход: фон музыки расплывается и растягивается, а сплошной гул голосов, время от времени перекрывающий ту самую музыку, внезапно стих и уже не был похож на жужжание пчелиного роя. Он был обаятелен, но от него веяло крупными неприятностями, у него прекрасные голубые глаза, но и те казались ледяными. Мне стало тесно во всём этом огромном зале, когда тот подошёл, как будто стены сдвинулись и обрезали этот маленький островок ‘пять на пять’. Я продолжала стоять и смотреть своими зелёными, немного напуганными, хотя скорее растерявшимися, глазами. Меня посетило это нелюбимое мною чувство: дежа вю. Мне кажется, что мы знакомы. Но вижу этого человека я впервые. Мне кажется, что я уже встречалась с ним, может, когда-то очень давно. Но нет, я не могу припомнить когда.. да и где? Не знаю. И вдруг из всех слов, какими можно было начать разговор двух незнакомцев, к моему огромному удивлению, он произносит то, что чуть ли не единственное, что могло бы заинтересовать меня в данный момент. Я хмурюсь, мысленно перевариваю это со всех сторон странное предложение и пытаюсь выбраться из замешательства, в кое меня ввёл этот загадочный молодой человек. Может быть он всё это время стоял там и читал мои мысли? Читал меня, что бы в итоге попасть в точку, чтобы в конце концов избавить заскучавшую девицу от всего, что его самого до смерти изводит? Я отставляю бокал на столешницу; прежняя я, конечно, такого бы не сделала. Прежней меня уже и нет. Как-то робко вложив свою кисть в его, несмело сжимая её, я следую за ним. Незнамо куда. Незнамо за кем. Что я делаю?! Но мне не тревожно, а даже интересно. И пусть это безрассудно, пусть глупо, пусть выглядит, в общем-то, как угодно. Плевать. Мне уже давно на всё плевать. И сейчас, если он надумал взять с меня слово.. хорошо. У него есть моё слово. Я не распахну век, пока не придёт время, пока мой Незнакомец мне об этом не скажет. Да. Безумство. Но я сажусь в машину и закрываю глаза.
На небесах только и разговоров, что о море. [q.]
    Ветер путал мне волосы, перебрасывал то в одну сторону, то в другую и я послушно чуть наклоняла голову то влево, то вправо, как будто помогая тому играться со мной, как только вздумается и захочется. Я нарушила обещание, данное Незнакомцу, но лишь раз, всего на несколько секунд: мне хотелось увидеть его, нас, дорогу, по которой мы неслись.. сумасшедшие. Это было похищение по обоюдному согласию. По крайней мере, сейчас, сидя в машине Незнакомца и слушая звонкие песни мотора, глухие подпевания ветра, никакого другого определения появиться не могло.[float=right][/float]
    Морской прибой. Я не спутаю тебя ни с одним другим звуком в мире. Запах, пропитанный солью, людскими печалью и мечтами, никогда не будет схож с чем-либо ещё. Чувства, вызываемые здесь ― на берегу ― навсегда останутся здесь же. Голос Незнакомца, низкий и даже приятный, сливается с шёпотом волн. Я смущённо улыбаюсь.
    — Прекраснее.. — пожимаю плечами, — Разве что океан. ― Я коротко усмехаюсь, глядя на Незнакомца, а затем мало-помалу отхожу от него, тем самым близясь к воде, но оборачиваюсь. — В океане больше утопленных надежд, но на берегу моря больше потерянных душ.
    Я вновь ловлю ту самую нить, как тогда, на выставке, голубыми в зелёные, такие незнакомо знакомые.
    — Согласен? — несколько игриво спрашиваю я, вновь рисуя на своём личике ухмылку. Мне кажется, что я не улыбалась целый век, что даже чуть разошедшиеся уголки губ являются чем-то.. слишком. Всё в нас слишком. Всё вокруг слишком. Я оборачиваюсь обратно лицом к волнам. Они тоже слишком. Красивые.